Доля правды
Шрифт:
— Странная закономерность, — произнес он тихо.
— Хм?
— Странная закономерность, — повторил он. — Если разбить их на группы по две цифры, то ни одно из этих чисел не превышает двадцати пяти. Посмотри.
Из внутреннего кармана пиджака он вытащил авторучку и записал числа на салфетке:
24 19 21
21 22 25
19 16 21
Соберай развернула салфетку в свою сторону.
— Магический квадрат? Математический ребус? Какой-то шифр? В латинском алфавите двадцать шесть букв.
Шацкий быстренько переписал:
X S U
U V Y
S P U.
Переглянулись. Смысл не проглядывал. А меж тем Шацкого охватило беспокойство. Только что исчезла какая-то мысль. Он ощутил ее
И тут зазвонил телефон. Вильчур. Мысль вмиг ускользнула, Шацкий принял звонок и выслушал все, что имел сказать старый полицейский. Соберай выжидательно смотрела на него, положив ему на руку ладонь, и Шацкому подумалось: вот ведь сюрреалистическая картина — два прокурора судорожно держатся за руки. Но своей руки он не забрал.
— Ну и? — спросила она, когда прокурор закончил разговор.
— Ну и по нулям, — ответил Шацкий. — Старший комиссар из оперативки в Бжеге-Дольном, полицейский из дорожной полиции в Барчеве и участковый из Гожува-Велькопольского. У каждого свое место рождения, у них разные фамилии, и нет ничего, что бы их связывало меж собой или с нашим делом. Вильчур пообещал, что его тарнобжегский знакомый проверит в архиве также удостоверения личности милиционеров [88] . Возможно, там что-то проявится.
88
С 1945 до 1989 года в Польше существовала милиция. Преобразована в полицию в 1990 году.
Он готов был расплакаться. А ну как в ускользнувшей мысли скрывалось решение загадки?
— Хм, — мурлыкнула Соберай. — Бжег, Барчево, Гожув— это ведь пункты на карте. Тебе не кажется, что наши цифры могут быть географическими координатами? То есть градусы, минуты, секунды?
Шацкий одним духом проглотил кофе, и они чуть ли не пулей погнали в его холостяцкую нору, где он все еще чуял парфюм Клары. Клары — наилучшей партии в Сандомеже.
Прибегая к различным комбинациям, им удалось обозначить несколько пустынных мест в Ливии и Чаде. Другие попытки привели их на бездорожья Намибии и водные просторы Атлантики.
— Попробуем отыскать подобное в Польше, — проговорила Соберай, склоняясь над его плечом. Рыжие волосы защекотали ухо.
— Ливию в Польше?
— То есть то место, где эти меридианы пересекают Польшу. Помнишь, как в «Детях капитана Гранта».
Там, правда, речь шла о параллелях, но Шацкий понял. Оказалось, будь их числа обозначением географической долготы, все бы они проходили в Польше. Долгота 19°16'21'' начиналась от Бельской Бялой, далее шла через Домброву-Гурничую и западные окраины Лодзи, а кончалась на Балтийской косе в районе Крыницы-Морской. 21°22'25'' начиналась неподалеку Крыницы-Здруй, проходила через самый центр Островца-Свентокшиского — тут они многозначительно переглянулись, — далее пересекала восточную часть столицы и через Мронгово добиралась до границы с Россией. 24°19'21'' проходила целиком в довоенных границах Польши, чуть восточнее Львова, Гродно и Каунаса.
— Этот Островец — уже что-то, — проговорила ему на ухо Соберай, стараясь любой ценой доказать, что для настоящего оптимиста и разбитый стакан может быть наполовину полный.
— Я даже знаю что, — отрезал Шацкий, резко вставая.
— Хм?
— Туфта. Лажа. Куча дерьма размером с Австралию!
Соберай заложила волосы за уши и теперь смотрела на него, терпеливо ожидая, когда он успокоится. Шацкий метался по комнате.
— В американских фильмах всегда появляется гениальный прокурор, который старается думать как убийца, верно? Морщит лоб, мерит шагами место преступления, и в черно-белых вспышках-ретроспекциях мы видим, как мозги его настраиваются, и он начинает прикидывать, что же тут такое произошло. — Что-то блеснуло между шкафом и стеной, выглядело как серебристая упаковка, и Шацкий с трудом превозмог себя, чтобы не проверить, есть ли в ней презерватив или она пустая.
— Хм? — на сей раз Соберай дополнила свое мурлыканье поощряющим жестом. Продолжайте, мол, продолжайте. Другой же рукой выстукивала что-то на клавиатуре.
— Только в фильмах совершенно другая логика, нежели в жизни. Там ведь какая логика? Чтобы через полтора часа найти решение загадки, закончить операцию и замести убийцу. А теперь вникнем в логику этого дела и нашего убийцы. Он наверняка не хочет, чтоб мы его через полтора часа замели, а потому, если у него не совсем протекла крыша, он не будет оставлять шарад, решение которых приведет нас к нему.
— То есть?
— То есть он либо оставит шараду, которая выведет нас совсем в другое место, либо — что с его или ее точки зрения было бы забавным решением — оставит шараду-бессмыслицу. Иначе говоря, такую, которая не имеет решения, никуда не ведет, а мы только впустую потратим время, рассматривая, к примеру, спутниковые фотографии ливийской пустыни. В то время как он или она с каждой минутой будут от нас все дальше и все в большей безопасности.
— О’кей, — неторопливо проговорила Соберай, раскачиваясь на стуле. — И что ты предлагаешь?
— Ложимся спать.
Соберай медленно подняла бровь.
— Я не захватила с собой кружевного белья. Если позволишь, перенесем на следующий раз.
Шацкий прыснул со смеху. Она и в самом деле располагала к себе все больше и больше.
— Какие же вы все сладострастные в этой провинции.
— Долгие зимы, длинные ночи, кинотеатра нет, в телевизоре одна скука. Что будешь делать?
— Спать. Идем спать, надо отдохнуть. Завтра придет профилировщик [89] , поступят данные из лаборатории, авось появится что-то новое.
89
Профилировщик — тут специалист, занимающийся составлением психологического профиля преступника.
Соберай повернула к нему ноутбук.
— Сначала загляни сюда.
Он подошел. Упоминание о белье заставило его сначала взглянуть на нее, причем по-новому, но увидел он то же, что и всегда. Джинсы, толстые теплые носки, красная фуфайка, никакого макияжа. Стопроцентная набожная харцерка. Единственное кружевце, какое, по его представлению, позволила бы себе Соберай, могло быть только на носовом платочке, каким она протирала иконку Пресвятой Девы. Но пахла она вкусно, подумал он, склоняясь над ней, — скорее шампунем, чем духами, а все равно вкусно.