Доля секунды
Шрифт:
— А после вы, конечно, проверите это сами.
— Разумеется, — коротко ответил Человек из «бьюика».
Они начали на ручной тележке катать тяжелые ящики в угол этого похожего на пещеру пространства и устанавливать их один на другой. Симмонс, подняв один из них, вдруг поморщился и схватился рукой за бок.
Это не ускользнуло от внимания Человека из «бьюика»:
— Ты получил это за то, что пытался задушить Максвелл, вместо того чтобы просто пристрелить ее.
— Я люблю, чтобы жертва сознавала мое присутствие.
— Тебе еще повезло, что пуля тебя только оцарапала.
— Полагаю, будь рана серьезной, вы оставили бы меня умирать?
— Нет. Я пристрелил бы тебя и тем избавил от страданий.
— Ладно, пистолет-то мы вернули. Это самое главное.
Человек из «бьюика» прервал работу и смерил Симмонса твердым взглядом:
— А Максвелл пугает тебя, верно?
— Я никого не боюсь, и уж тем более женщин.
— Она едва не убила тебя. Ты уцелел лишь благодаря счастливой случайности.
— В следующий раз я промаха не дам.
— Да уж постарайся. Потому что, если ты дашь промах, я по тебе не промахнусь.
На следующее утро группа разделилась. Джоан отправилась в компанию «Добсон, Тайлер и Рид». Уезжая туда, она позвонила в свою контору и попросила как можно скорее собрать для нее сведения о прежней жизни Боба Скотта и его нынешнем местонахождении.
Паркс тоже уехал, не сказав, впрочем, остальным, что отправляется с докладом в Вашингтон.
Кинг с Максвелл поехали в Ричмонд, чтобы повидаться с Кэти Рамзи, вернувшейся в Университет Содружества Виргиния и согласившейся поговорить с ними. Центр публичной политики располагался на Франклин-стрит, в прекрасно отреставрированном богатом особняке.
Кэти Рамзи встретила их в приемной Центра и провела в свой кабинет, заполненный книгами, документами, плакатами разного рода маршей протеста и спортивным снаряжением. Увидев все это, Кинг прошептал Мишель, что та должна чувствовать себя здесь как дома, и получил тычок локтем в бок.
Кэти Рамзи была женщиной среднего роста, со сложением бегуньи и развитыми, гладкими мышцами. Усаживаясь за письменный стол, Кэти окинула гостей открытым взглядом.
— Тройанс мне позвонил, так что историю про документальный фильм на политическую тему можете не рассказывать.
— Тем более, что она у нас плохо получается, — сказала Мишель.
Кэти посмотрела на Кинга, ответившего ей нервным взглядом. В конце концов, он убил отца этой женщины. Что он может ей сказать? Извините?
— Я знаю, все это невероятно трудно для вас, — сказал он.
— Выбор сделал мой отец. Он убил человека, которого вы охраняли. У вас выбора, в сущности, не было. Прошло восемь лет. Не стану лгать, говоря, что не ненавидела вас тогда.
— А теперь? — спросила Мишель.
Кэти не отрывала взгляда от Кинга:
— Теперь мне многое стало яснее.
Она склонилась к столу
— Тройанс сказал, будто появились свидетельства того, что отец действовал не в одиночку. Что за свидетельства?
— Этого мы вам сказать не можем, — ответила Мишель.
— И вы ожидаете, что я буду вам что-то рассказывать?
— Если к случившемуся в тот день был причастен кто-либо еще, — сказал Кинг, — думаю, вам тоже захочется выяснить, кто это. Можете вы рассказать что-нибудь о событиях, предшествовавших покушению вашего отца на Клайда Риттера?
— Если вас интересует, не пришел ли он в один прекрасный день домой и не объявил ли, что собирается стать убийцей, то нет, этого не случилось. Я была в то время девочкой, однако, случись такое, я бы об этом кому-нибудь да сообщила.
— Вы уверены?
— В чем именно?
— Он же был вашим отцом. Может быть, вы и не стали бы никому сообщать.
— Может, и не стала бы, — равнодушно сказала Кэти.
— Не говорил ли ваш отец чего-то такого, что представлялось вам подозрительным или необычным?
— Мой отец выглядел блестящим университетским профессором, однако под этой оболочкой скрывался радикал, так и продолжавший жить в шестидесятых.
— Хорошо, — сказала Мишель. — Не появлялся ли у вас в предшествовавшие выстрелу недели кто-то, вам незнакомый? Не заглядывал ли в дом потенциальный убийца?
— Друзей у отца было немного. К тому же убийцы о своих намерениях обычно не распространяются, не так ли?
— Бывает, и распространяются, — ответил ей Кинг. — Доктор Кон говорил, что ваш отец приходил к нему и произносил пылкие тирады о Риттере. При вас такое случалось?
— Какая теперь разница? — Кэти встала, отошла к окну. — Один убийца, два. Кому есть до этого дело?
— Возможно, вы и правы, — согласился Кинг. — С другой стороны, это может объяснить, почему ваш отец сделал то, что он сделал.
— Он сделал это, потому что ненавидел Клайда Риттера.
— Один человек может ненавидеть другого, — сказал Кинг, — и все же не убивать его. Судя по тому, что мы знаем о вашем отце, он был страстным человеком, но ни в каких насильственных акциях не участвовал.
При этих словах Кэти слегка дрогнула. Кинг заметил это, но продолжил свои рассуждения:
— Даже во время Вьетнамской войны, когда он участвовал в движении протеста. Однако ненависть к Риттеру могла заставить его отдать предпочтение насилию, если имели место еще какие-то факторы.
— Например? — резко спросила Кэти.
— Например, если некто им уважаемый попросил его принять участие в убийстве Риттера.
— Это невозможно.
Кэти присела за письменный стол, ее проворные пальцы вновь принялись за геометрическую игру.