Доля вероятности
Шрифт:
— Прости. Моя мать… такая уж она.
Под скулами у него вздулись желваки.
— Не извиняйся. Она все правильно сказала.
— Она даже тебя не знает, — возразила я.
Мы дошли до машины, я убрала телефон и достала ключи.
— Где ты остановилась? — спросил Нейт и горько усмехнулся. — Впрочем, зачем я спрашиваю. В городе всего одна гостиница.
— В президентском люксе, — ответила я и открыла дверь, которую, оказывается, забыла запереть. — Единственный свободный номер.
Желваки заходили сильнее, Нейт кивнул.
Хотя
— Я могу остаться.
Он оглянулся и посмотрел на могилу.
— Нет. Спасибо, что приехала. Правда. Но я хочу немного побыть с ней наедине. — Его рот скривился в горькой усмешке. — Если удастся избавиться от тетушек.
— Ладно.
— Мне жаль, что ты была свидетелем этой сцены. — Нейт стеснялся смотреть мне в глаза.
— А мне — что тебе пришлось такое пережить. — Я сжала его предплечье. Мне так хотелось к нему прикоснуться, успокоить. Плащ Нейта промок насквозь. — Только скажи, что тебе нужно, и я сразу приду.
— Сначала мне самому нужно это понять, Иззи. Как только пойму, ты первая об этом узнаешь.
Он ушел, а я не стала его останавливать. * * *
Я завязала пояс халата, провела расческой по мокрым волосам и вернулась в спальню президентского номера. Я наконец согрелась, к окоченевшим пальцам на ногах вернулась чувствительность.
Позвонила Серена и извинилась, что случайно проболталась маме о моем поспешном побеге с завтрака. Но я на нее не злилась. Что до матери… Это была совсем другая история. Своими словами она ударила Нейта по больному в день, когда ему и так было плохо, хоть этот удар и предназначался мне.
Сердце болело за него, за все, что ему пришлось сегодня пережить. Я злилась на свою беспомощность: я была не в силах оградить его от двух главных бед — смерти матери и жестокости отца.
Я присела на край кровати и проверила телефон, надеясь увидеть пропущенный звонок или сообщение от Нейта — любой знак, что сегодняшний вечер он проведет не один и не один будет справляться с кровоточащей душевной раной. Увидев пустой экран, я вздохнула и судорожно сглотнула комок в горле, представляя, что Нейт проведет эту ночь с другой девушкой.
Приди в себя. Он тебе не принадлежит. Вы просто друзья. И нельзя лишать его права на утешение. Я положила щетку для волос на тумбочку рядом с лекарствами от СДВГ и взяла поднос с остатками заказанного в номер ужина с полированного обеденного стола. Около двух часов назад таблетки перестали действовать, и я за милую душу умяла чизбургер. Я открыла дверь, выставила поднос в коридор и юркнула в номер, чтобы никто не увидел меня в халате, но мое внимание привлек сигнал лифта.
Из лифта вышел Нейт и провел рукой по мокрым волосам. На нем по-прежнему был плащ с похорон.
Наши взгляды встретились. Нейт решительно и сосредоточенно направился ко мне; он приближался стремительно. Мой пульс часто забился. За те часы, что мы провели порознь, тревога Нейта не улеглась. Он
И за секунды, что потребовались ему на преодоление расстояния между нами, я поняла: плевать, какая версия мне достанется. Между мной и всеми версиями его «я» существовала неразрывная связь. Прежний Нейт — тот, что жил здесь, в Иллинойсе, — спас меня во время авиакатастрофы. Повзрослевший — тот, кем он стал через пару лет, — вскружил мне голову в Джорджии. А Нейт настоящий… при мысли о нем сердце пускалось вскачь и преисполнялось желанием.
О боже.
Это чувство в груди…
Это любовь.
А завтра он возвращается в Афганистан.
Я попятилась, но оставила дверь открытой. Нейт шагнул за порог; от него пахло дождем и выветрившимся одеколоном.
— Мне нужно…
Я закрыла дверь, он повернулся ко мне, и я увидела в его ясных голубых глазах такое смятение чувств, что колени чуть не подкосились.
— Мне нужна ты.
— Хорошо, — кивнула я.
— Иззи. — В его голосе слышались мольба и предостережение. Он смерил меня взглядом с головы до ног и переступил с ноги на ногу. Огонь в глазах Нейта было невозможно спутать ни с чем; точно так он смотрел на меня в мой день рождения в прошлом году. — Кажется, ты не понимаешь…
— Я все понимаю, — прошептала я.
Наши взгляды встретились, и через секунду он прижал меня к двери и поцеловал.
Вкус его поцелуя не изменился, но изменился сам поцелуй. В отчаянном сплетении языков все проблемы, казалось, отступали, растворялись. Я отвечала Нейту так же страстно, показывая, что готова сделать все, что он хочет, и все, что ему нужно.
Я знала, что он никогда не обидит меня и не заставит делать то, чего я не хочу.
А я хотела его.
Губы Нейта замерзли, но язык был теплым. Он весь был холодный и продрогший, одежда наверняка промокла насквозь. Его руки скользнули по моему халату; Нейт подхватил меня под бедра, приподнял и снова прижал к двери. Мы оказались лицом к лицу.
Я обняла его ногами за талию, обвила руками шею, а он целовал меня все глубже и ненасытнее. Дождевая вода стекала с его волос на щеки, но нас это не остановило. Я прикусила его нижнюю губу, а когда он попытался отодвинуться, снова поцеловала; втянула его язык в рот, и у Нейта вырвался животный стон.
Желание обожгло меня раскаленной лавой; кожа покраснела и согрелась даже на бедрах, к которым прижимался холодный мокрый плащ.
Нейт отодвинулся и, не переставая меня целовать, отнес в номер, но не в спальню. Усадил на обеденный стол. Я сражалась с его мокрым галстуком и наконец ослабила узел и стянула галстук через голову. Затем сняла с Нейта мокрый пиджак, и тот глухо плюхнулся на пол.
— Опусти ноги, — велел Нейт между страстными пьянящими поцелуями.
Я расцепила лодыжки и свесила ноги со стола.