Дом без чёрного хода
Шрифт:
— Шапранов Денис. Ну, тебя я знаю. Садись. Никого не пропустил?
Он оглянулся на доску, на которой было написано про гранит науки, и сказал:
— Что ж, головы, руки и, надеюсь, зубы тоже у вас есть. Начнём грызть этот самый гранит. Кто у нас сегодня сотрёт с доски?
— Я! — вскочил Петя. — Можно, я?
Водя тряпкой по доске, Петя разглядывал плотно обтянутую новым костюмом широкую спину. Вот это учитель! Где ещё увидишь учителя, который ходит в тельняшке и умеет водить гусеничный трактор ДТ-54?
—
Петя сел за парту и приготовился слушать. Он твёрдо решил начать новый учебный год по-настоящему.
Петя слушал.
Семён Михайлович рассказывал о Пушкине. Петя старательно моргал глазами и никак не мог уловить, почему Пушкин наш современник, если он жил в начале прошлого века. Петя морщил лоб. От напряжения у него шевелились уши. Но слова летали вокруг Пети и лопались, как мыльные пузыри. Внутри слов ничего не было.
Что-то мешало Пете, но он никак не мог разобрать, что.
И вдруг он понял. Впереди, у стола учителя, маячил затылок Дениса. Петя оторвал взгляд от шапрановского затылка и упёрся глазами в рот Семёна Михайловича. Изо рта учителя вылетали слова. Они плавали вокруг Пети и бесшумно лопались.
Через минуту Петя снова поймал себя на том, что смотрит в затылок Денису. Пете стало не до Пушкина. Прежде всего нужно было покончить с ненавистным затылком. Но хорошо сказать: покончить. Денис выбрал себе удачное место. Чем упорнее Петя отводил глаза, тем сильнее их тянуло обратно.
Железная коробочка
Ссориться с товарищами Пете приходилось и раньше. Чаще всего это были словесные поединки. Порой, когда не хватало слов, в ход пускались кулаки. Но все ссоры, как правило, кончались быстрым примирением. Если столкновения происходили на особо принципиальной основе, то стороны приходили к соглашению в крайнем случае на следующий день.
Ни к каким формальностям при заключении перемирия Петя не прибегал. Даже после крупного столкновения он быстро остывал и говорил:
— Охламон ты.
— Сам ты охламон, — отвечал соперник.
— А ты не лезь в следующий раз.
— И ты не лезь.
После драки в Удельнинском парке Петя подошёл на улице к Денису и добродушно сказал:
— Охламон ты.
Денис посмотрел на Петю так, словно увидел его впервые.
Петя обиделся.
— Подумаешь, рояль с арбузами! — крикнул он вслед Денису. — Строишь из себя!
Но через день Петя снова разыскал Дениса и опять назвал его охламоном. Денис презрительно сжал губы и прошёл мимо. Пете даже показалось, что Денис прошёл сквозь него, точно Пети вовсе и не было, а была только Петина тень, разговаривать с которой по меньшей мере глупо.
Пете стало не по себе. Он поклялся, что ответит Денису тем же. Целых два дня
И Петя снова не выдержал. Он подошёл к Денису, толкнул его локтем и сказал:
— Ты! Чего ты?
Денис посмотрел на свой локоть в том месте, где до него дотронулся Петя, стряхнул что-то невидимое с рукава и ушёл.
У Пети от обиды задрожали губы.
— Ладно, — шепнул он, — посмотрим.
И с тех пор Петя больше не замечал Дениса.
А теперь Денис назло сел на первую парту, чтобы подставить Пете свой дурацкий затылок. И Петя вынужден был смотреть на его затылок, потому что больше смотреть было некуда. Как Петя ни ловчился, он всё равно видел упрямый стриженый затылок. А если Петя отворачивался к окну или назад, то сразу получал замечание.
В общем, учебный год для Пети начался сплошными мучениями. Ни один предмет в голову ему не лез, даже история и география. По алгебре он уже успел схватить две двойки, и в стенной газете «ёжик» на него нарисовали карикатуру.
Олю прикрепили к Пете, чтобы подтянуть его. Однако алгебраические премудрости отскакивали от Петиного лба, не оставляя абсолютно никаких следов. Оля терпеливо готовила вместе с ним уроки. Но от сидения на одном месте свыше десяти — пятнадцати минут у Пети начинали болеть голова, рука, живот или ещё какая-нибудь часть его длинного тела.
Отмучившись с Петей, Оля спешила в кабинет естествознания, где могла целый вечер возиться с рыбками, птичками и черепахами. А счастливый Петя мгновенно выздоравливал, хватал перчатки и мчался на футбольное поле. Он был незаменимым вратарём и брал самые мёртвые мячи.
Яшка в районе Ланского больше не появлялся, словно примирился с пропажей своих золотых монет, и Гоша совсем уже было успокоился.
Но однажды случилось вот что.
После уроков Гоша и Оля зашли в маленькое кафе-мороженое на проспекте Смирнова. Они сидели за круглым столиком. Их портфели стояли на полу у стены. Один портфель прислонился к стене, другой прижался к нему. Ручка Гошиного портфеля свесилась набок и легла на другую ручку.
Сердитая буфетчица в белом халате протёрла пустые столики, швырнула под них стулья и ушла за стойку.
Земляничное мороженое лежало в вазочках розовыми шариками. Над ними вился вкусный парок.
— Как всё равно от горячего, — шепнула Оля. — Правда?
— Угу, — согласился Гоша, отправляя в рот ложечку. — Ты ешь, я ещё возьму.
Они разговаривали очень тихо, чтобы их не услышала буфетчица, и подбородками почти касались вазочек. Лица их были совсем рядом. Оля даже разглядела, какие у Гоши зрачки. Внутри чёрная точечка, от неё коричневые трещинки, а вокруг зелёный ободок.
— У тебя симпатичные глаза, — шепнула Оля. — Я раньше не замечала, что они такие.