Дом без номера
Шрифт:
Да, конечно, это любимая музыка Билли.
Когда небо надевает платье самого совершенного – дымчато-серого цвета, когда дождь-непоседа, дождь-волшебник дарит людям минуты тишины, минуты отдыха от постоянного бега, от необходимости куда-то идти, что-то делать: работать, любить, учиться, – тогда не надо воевать с собственной совестью, доказывая ей, что это не приступ лени, а просто возможность перевести дух. Куда торопиться, если на улице дождь?
Это наше время. Время романтиков и мечтателей, время, когда можно замереть и просто смотреть на дождь, стоя у окна, а лучше – сидя на подоконнике и завернувшись в свое умиротворенное настроение, как в
И еще, в отличие от солнечной погоды, дождю можно верить. Он никогда не соврет, самые твердые обещания даются в дождь, и слово, сказанное тобою, не улетит по воздуху в другие страны. Нет, оно превратится в тяжелую радужную каплю и уйдет в землю, чтобы потом прорасти довольным жизнью цветком, а может, высоким надежным деревом, которое защитит нас от нескромных взглядов окружающей реальности.
Раньше я смотрела на мир с любопытством первооткрывателя, смотрела глазами карт, которые уже давно стали частью меня самой, частицей моей души. Кстати, сейчас я к ним почти не притрагиваюсь. А тогда еще гадала, да…
В тот день первой картой моего путешествия оказалась Колесница, ее значение – «поиск и нахождение своего места в жизни, самопознание, сила воли» – с готовностью подсказала мне старая книга тетушки Грей. «Дорога… Передо мной открыты все дороги!» – подумала я тогда.
Я открыла тяжелую скрипучую дверь. За ней тоже шел дождь. Серые улицы приветливо улыбнулись умытыми, блестящими окнами домов.
– Передо мной открыты все дороги! – как заклинание для придания храбрости, повторила я и храбро шагнула в объятия уже знакомого мира.
Сколько раз я бесплотной тенью гуляла по этим улицам! Каждый дом, каждую душу, каждое дерево я знала, как говорится, «в лицо». Но я ни разу здесь не была. Да, я немного походила на нашу Мими. Кстати, недавно Мишка предсказал ей большое путешествие… Как ты понимаешь, бедняжка Мими теперь сидит на диване и боится.
Тогда, жадно вдыхая полной грудью незнакомый свежий, ароматный воздух и не оглядываясь, я сделала еще пару шагов вперед. Потом еще пару, запахнув поплотнее плащ. Я носила такой большой серый плащ, кажется, в нем раньше ходил кто-то из моих родственников.
Дверь за спиной захлопнулась, и я знала – для меня она больше не откроется, поэтому не надо оглядываться, втайне лелея надежду когда-нибудь вернуться. Если человек хоть раз оглянулся, он рано или поздно захочет повернуть назад, а это невозможно: нельзя вернуться в мгновение, которое ты уже прожил. И в счастливых воспоминаниях нет будущего – ни капли. Честно-честно! Да и поворота назад нет, это иллюзия. Но приятная и правдоподобная, не спорю.
Тогда меня ждал новый, но уже такой родной мир. В кармане лежали верные карты – оставить их в доме рука не поднялась: как я же без них? И как же они без меня?
Ласково потрепав меня по щеке, ветер полетел по своим делам. У него их много: пока никто не мешает, надо поболтать с деревьями, постучаться в окна и двери, напоминая людям всё, о чем они забыли.
«Влюбленные», – сказали мне карты, когда я машинально вытащила из кармана плаща первую попавшуюся, на ощупь. Какие «Влюбленные», если я только пришла? Я помню, что подняла глаза, спрашивая совета у неба, но взгляд уперся в окно, где очень серьезная парочка – он и она, лет трех-четырех, – прижавшись
Потом выпала «Звезда» – этим карты меня уговорили. «Звезда» – это место, где тебя если не всегда, то именно в эту минуту ждут. Ниточка такая, очень важная.
Я постучала в первую попавшуюся дверь, из-за которой гостеприимно пахло кофе. Зазвенел колокольчик – ну куда же без него? Внутри, подперев кулаком голову, сидела скучающая хозяйка. Услышав, что я вошла, она встрепенулась и тепло, с улыбкой, поприветствовала меня.
Она сразу поняла, что я не случайная посетительница, забежавшая спрятаться от дождя в уютной тишине ее кофейни. Нет. Как и положено порядочной хозяйке кафе, она была немножечко ведьмой. А как же иначе? Ведь именно здесь люди оставляли свои беды, сбрасывали с плеч тяжелые одежды усталости и дневных недоразумений, а уходя, уносили с собой звонкие подарки, которые хозяйка спрятала у них в карманах. А сама хозяйка, крякнув, вылезала из-за стойки, забавно переваливаясь (я только потом узнала, что она разменяла уже не первый век), шла в центр комнаты и с веселым окликом выметала все неприятности, горести, усталость и бедность на улицу. Как тараканов. И чужие проблемы и беды, сердито шевеля усами, разбегались кто куда.
Так я нашла себе очередной дом.
Я варила кофе, пекла сладкие булочки, а иногда, услышав зов, подходила к случайным посетителям и предлагала им погадать; и они, как ни странно, никогда не отказывались.
Потом я научилась фотографировать, и это снова полностью изменило мою жизнь.
А дождь всё барабанил по крышам домов, умывал улицы и напевал под нос свой любимый блюз, и ему не было никакого дела до меня. В этом отличие волшебников от людей: они сами разбираются со своей судьбой, предназначением и прочими сопутствующими их рождению событиями. И до окружающего мира дождю тоже не было никакого дела: он здесь не просто гость, а член семьи и вообще, самый важный на свете. Дожди – они такие: редко считаются с общественным мнением. Оно и к лучшему: представь себе дождь, спрашивающий у нас совета!
Хлоя закончила свою историю и грустно улыбнулась Лорелей. Та, подперев рукой щеку, смотрела в окно.
Русалка не скучала по родному дому – как большинство подлунных детей, она считала своим домом весь мир. И все же Лорелей немного жалела подругу. Пусть они и познакомились недавно, но уже успели проникнуться какими-то общими тайнами, любовями и общим смехом. Если Лорелей, при всей своей русалочьей неулыбчивости, в душе всегда пребывала в хорошем настроении, то Хлоя, несмотря на яркую улыбку, всё больше скатывалась в бездну мизантропии. При этом она не переставала искренне любить окружающий мир, мужа, детей и друзей. Просто…
Просто у беременных так бывает. В какой-то момент они начинают видеть всё вокруг болезненно ярким и подсознательно побаиваются выпускать в эту реальность своего ребенка. А может быть, включается сигнальная лампочка легкой ревности: как тот, кого ты столько времени носила под сердцем и кто был только твоим, вдруг станет «всехним»? Все смогут на него смотреть, играть с ним и любить его… Вроде и хочется разрешиться от бремени поскорее и посмотреть на того или ту, в ком смешались две родительские жизни, заглянуть в глазки, подуть на личико, – и в тоже время не хочется ни с кем делиться. В общем, у женщин так бывает.