Дом Цепей
Шрифт:
Адъюнкт долго не отвечала.
Смычок стащил шлем и утер пот со лба. Оглянулся на склон, увидел плотные ряды хундрилов. Молчат. Ждут.
Тавора откашлялась. — Желч, Вождь Войны Горячих Слез… Четырнадцатая Армия рада вам.
Ответный рев потряс землю под ногами. Смычок обернулся, чтобы поглядеть в глаза Каракатицы. «Три тысячи ветеранов из здешней Худом клятой пустыни. Королева Снов, у нас появился шанс. Наконец похоже, что у нас есть шанс». Ему не нужно было говорить вслух — Каракатица сам все понял и кивнул.
Но Желч еще не закончил.
Три шага вперед. На глазах трех сотен виканов и пяти сотен сетийцев грузный хундрил — серые глаза устремлены на Темула — замер. Отстегнул сломанную саблю и передал юноше.
Темул был бледен, когда принял ее.
Желч сделал шаг назад и неспешно опустился на колено. — Мы не виканы, — прохрипел он, — но клянусь, мы попытается ими стать. — И опустил голову.
Темул сидел неподвижно, явно сраженный бурей эмоций; Смычок вдруг понял: он не знает что ответить, что сделать.
Сержант сделал шаг и поднял шлем, словно намеревался нахлобучить на голову. Темул заметил движение, хотя смотрел наземь, собираясь слезть с коня; замер и встретился взором со Смычком.
Легкое покачивание головой. «Оставайся в седле, Темул!» Сержант поднял руку и коснулся рта. «Говори! Ответь на его речь, паренек!»
Командир конницы медленно выпрямился и поднял голову. — Желч из Горячих Слез, — начал он дрожащим голосом. — Черное Крыло смотрит глазами всех виканов, что собрались здесь. Встань. Во имя Черного Крыла я, Темул из клана Вороны, принимаю вас… Горячие Слезы… в клан Вороны, в виканы. — Затем он взял ремень, на котором был сломанный меч, и перекинул через плечо.
Со звуком, с которым волна накатывается на пляж в лигу длиной, оружие вылетело из ножен по всему гребню. Приветствие, высказанное лишь голосами железа.
Смычка пробрал холодок.
— Дыханье Худа, — пробормотал сквозь зубы Каракатица. — Это пострашнее их боевых воплей.
«Да, зловеще как улыбка Худа». Смычок глянул на Темула: викан следил за ним. Сержант опустил шлем на голову, улыбнулся и кивнул. «Отлично, парень. Я сам лучше не смог бы».
Теперь Темул уже не одиночка, окруженный ворчащими подагрическими волками, не желающими признавать его власть. Теперь у него Желч и три тысячи омытых кровью воинов, готовых поддержать любое его слово. И это не самое важное. «Желч, будь я религиозен, сжег бы сегодня ночью воронье крыло. Возьми меня Худ, так и сделаю!»
— Желч из Горячих Слез, — провозгласила Адъюнкт. — Прошу присоединиться к нашему штабу. Мы сможем обсудить расположение ваших сил за обедом — к сожалению, скромным обедом…
Вождь хундрилов величественно выпрямился. Встал лицом к Адъюнкту. — Скромным? Нет. Мы привезли с собой еду и ночью будет пир — солдат ни один не уйдет без куска мяса бхедрина или кабана! — Он оглядел свиту, выделив того, кого искал: — Имрал! Тащи свои кости к фургонам и прикажи им ехать сюда! Найди две сотни поваров
Воин Имрал, тощий старец, совсем вспотевший под архаичными бронзовыми доспехами, ответил широкой беззубой улыбкой, развернул коня и поскакал вверх по склону.
Желч развернулся и воздел руки — крылья на предплечьях, казалось, раскрылись шире. — Пусть Собакодавы дрожат! — заревел он. — Горячие Слезы вышли на охоту!
Каракатица подобрался поближе к Смычку: — Одной проблемой меньше — паренек-викан наконец на твердой почве. Одна рана зашита, но другая открылась.
— Другая? Ох, ты прав. «Тень виканского вождя — Кулака снова восстала. Бедная девочка».
— Наследие Колтейна и так кусает ее за пятки… извини за вольность, — продолжал сапер. — Но она умеет делать хорошую мину…
«Выбора нет». Смычок встал лицом к взводу. — Собрать вещи, солдаты. Нужно вырыть ямы для дозоров… до обеда. — Он ухмыльнулся, слыша стоны. — И считайте себя счастливчиками — вы проворонили разведчиков, и вряд ли это можно записать в вашу пользу, верно?
Он проследил, чтобы все собрались. Геслер и Бордюк подходили со своими солдатами. Каракатица хмыкнул: — Если ты не заметил, Скрип, — сказал он тихо, — мы и сами ублюдков проворонили.
— Ты прав, я совсем забыл. Хм, вот снова. Забыл.
Каракатица поскреб заросшую челюсть: — Странно. О чем мы толковали?
— Бхедрины и кабаны, кажется. Свежее мясцо.
— Точно. Слюнки текут от одной мысли.
Гамет помедлил у командного шатра. Пир был в разгаре, хундрилы сновали по лагерю, ревя свои дикарские песни. Откупорили кувшины со сброженным молоком, и кулак был чертовски уверен, что многие порции то пережареного, то полусырого мяса преждевременно удобрили землю за кругом костров. А если нет, время до рассвета еще остается…
Завтра переход будет наполовину уменьшен, хотя даже марш длиной в пять звонов наверняка заставит почти всех солдат сожалеть о ночных излишествах.
Или нет.
Он увидел, как мимо проходит один из его морпехов. Дикарка из хундрилов ехала на нем, обвив ногами поясницу и руками шею. Она была голая, да и морпех почти без одежды. Покачиваясь, парочка скрылась в темноте.
Гамет вздохнул и потуже натянул плащ. Повернулся и пошел к двоим виканам, стоявшим снаружи шатра Адъюнкта.
Они были из Вороны, седовласые и унылые на вид. Узнав кулака, оба расступились. Он прошел мимо, поднырнул под полог.
Все офицеры уже ушли, оставив Адъюнкта наедине с Желчем. Вождь вольготно возлежал в тяжелом старинном кресле, привезенном в обозе хундрилов. Он снял шлем, показав массу кудрявых волос, длинных, черных, блестящих от жира. Чернота искусственная, заподозрил Гамет, видя, что мужчине далеко за пятьдесят. Кончики усов опустились на грудь; он казался дремлющим, но могучая рука все еще сжимала ручку глиняного кувшина. Адъюнкт стояла рядом и смотрела на жаровню, словно погрузившись в размышления.