Дом Цепей

Эриксон Стивен

Мы вели эту войну. Какие там мятежники, какая императрица. К чему нам сама Богиня? Мы с тобой заменили, Тавора, Дриджну и Книгу Откровения личным, особенным откровением. Спор крови, ничего более. И мир, Тавора — когда я покажу себя и увижу в твоих глазах блеск понимания — мир, твой мир, закачается под ногами.

В этот миг, милая сестрица, ты поймешь. Что случилось. Что сделано. И почему я это сделала».

А потом? Она не знала. Простая казнь будет слишком легким выходом, обманом. Наказание — удел живых. Приговор будет —

жить, страдая под цепями знания. Не просто жить, а жить с… Вот единственный ответ на… на всё.

Услышав хруст сапог по черепкам, она обернулась. Ободряющей улыбки не будет — не сегодня. — Л'орик. Какое чудо, что ты соизволил принять мое приглашение. Кажется, в последнее время ты отбился от рук. «О, как он таится от меня, тайны одолевают его — смотрите, как он прячет глаза — чувствую душевную борьбу. Он мог бы многое поведать. Но будет молчать. Владея всеми силами богини, я так и не могу поставить для него ловушку, вырвать его истины. Само по себе предостережение: он не тот, кем кажется. Не простой смертный человек…»

— Мне нездоровилось, Избранная. Даже короткий путь из лагеря оставил меня истощенным.

— Скорблю, что тебе пришлось так жертвовать собою, Л'орик. И потому перехожу к делу сразу. Геборик закрылся в своем жилище — не выходит и посетителей не впускает. Уже несколько недель.

Его гримаса казалась вполне искренней. — Закрылся перед всеми нами, госпожа.

Она склонила голову набок. — Но ты говорил с ним последним. Наедине и долго.

— Я? Это был последний раз?

Не такой реакции она ждала. Очень хорошо, его тайна не имеет отношения к Геборику. — Именно. Ваш разговор его встревожил?

— Госпожа, Геборик давно не в себе.

— Почему?

Глаза его чуть расширились и тут же обратились в сторону. — Он… скорбит по вашей жертве, Избранная.

Ша'ик моргнула. — Л'орик, не знала, что мой сарказм может так ранить.

— В отличие от вас, госпожа, — мрачно ответил он, — мне не до веселья. Геборик скорбит…

— По моей жертве. Довольно странно, ведь до… возрождения он не особо думал обо мне. Какая же утрата гнетет его сильней всего?

— Не могу сказать. Боюсь, вам придется спросить его самого.

— Ваша дружба, похоже, не зашла дальше обмена признаниями.

Он промолчал. Точнее, он не мог сказать ничего, не выдав своих знаний.

Ша'ик отвела взгляд и снова обернулась к потенциальному полю брани. «Я могу представить построение армий, верно. Но потом… Как они будут перемещаться? Что возможно, что невозможно? Богиня, у тебя нет ответов на такие вопросы. Они ниже тебя. Твоя сила в воле и только воле. Но, дорогая Богиня, иногда этого недостаточно». — Корболо Дом удовлетворен этой ждущей бойни… ареной.

— Не удивляюсь, госпожа.

Она оглянулась. — Почему?

Он пожал плечами, явно отыскивая замену словам, которые вот-вот готов был сказать. — Корболо Дом хочет принудить Тавору

делать именно то, что нужно ему. Расставить силы вон там или вот тут, не в ином месте. Подойти именно сюда. Сражаться там, где он хочет сражения. Ожидает, что малазанская армия маршем пойдет на убой, как будто усилием воли способен сделать Тавору глупее и неосмотрительнее. — Л'орик указал на обширную равнину. — Он хочет, чтобы она сражалась там. Поджидает. Но зачем бы ей?..

Ша'ик задрожала под плащом, ее все сильнее охватывал холод. «Да, зачем бы ей? Уверенность Корболо… всего лишь похвальба? Он тоже упрощает то, что выгоднее видеть простым? Но разве кто из них поступает иначе? Камист Рело и нюхающие его задницу собачки — Файэлле и Хенарас? И Фебрил, и Бидитал? Леомен… сидевший с раздражающей улыбочкой, пока Корболо расписывал военные планы? Он словно что-то знал… как будто он один — особенный. Но эта вялая улыбка… глупец тонет в яме с дурхангом, не так ли? От него ничего нельзя ждать, особенно проявлений военного гения. А Корболо Дому нужно кое-что доказать…»

— Опасно, — мурлыкнул Л'орик, — доверяться командиру, сражающемуся ради резни.

— А ради чего должен?

Брови мага чуть поднялись. — Как же? Ради победы.

— Разве истребление врага не означает победу, Л'орик?

— В том и порок образа мыслей Корболо, Избранная. Как месяц назад говорил Леомен, этот порок — лишь первый в череде. Госпожа, победа предшествует резне. Не наоборот.

Она сверкнула глазами: — Так почему ни ты, ни Леомен на советах не критиковали тактику Корболо Дома?!

— Советах? — Л'орик улыбнулся. — Советов не было, Избранная. Корболо не из тех, что приветствуют дискуссии.

— Как и Тавора, — бросила она.

— Не имеет значения.

— О чем ты?

— Малазанская военная доктрина — то, что великолепно понял Колтейн, а вот Верховный Кулак Пормкаль упустил из вида. Тактика — дело согласия. Первоначальная доктрина Дассема Альтора, когда его сделали Первым Мечом империи. «Стратегия принадлежит командующему, но тактика есть поле битвы, и ведется та битва в командном шатре». Собственные слова Дассема. Разумеется, такая система полагается на компетентность офицеров. Некомпетентные офицеры — такие, что проникли в ряды…

— Офицеры из благородных, ты имеешь в виду.

— Грубо говоря, да. Покупка чинов — Дассем такого никогда не допустил бы. Насколько я знаю, императрица тоже этого не дозволяет. Сейчас. Прошла чистка…

— Знаю, знаю, Л'орик. По-твоему, личность Таворы не имеет значения…

— Не совсем, госпожа. Имеет, ибо тактика — дитя стратегии. Истинная природа Таворы и определит стратегию. Опытные солдаты толкуют о горячем железе и холодном железе. Колтейн был холодным железом. Даджек Однорукий — холодное железо, хотя не всегда — у него редкое свойство меняться по необходимости. Но Тавора? Неизвестно.