Дом Цепей
Шрифт:
Калам поднял руку, останавливая ее, показал лезвие и вложил в ножны. Подобрался ближе. — Милашка, — шепнул он по-малазански, — ты играешься в гадючьем гнезде.
Глаза ее широко раскрылись, блестя в свете звезд, словно два пруда. — Я не была в тебе уверена, — ответила она спокойно, однако же нервно обхватив себя руками. — И сейчас не уверена. Кто ты?
— Просто человек, крадущийся к башням… чтобы ослабить крепления. Как сделала ты. Со всеми, кроме той. Третья сделана лучше, она же малазанская. Я хочу, чтобы она оставалась
— Тогда мы союзники, — сказала она, все еще горбясь.
«Она так юна». — Ты показала изрядную ловкость. И у тебя впечатляющие умения в магии для такой…
— Боюсь, это лишь малая магия. Но меня учили.
— Кто был наставником?
— Файэлле. Она теперь с Корболо Домом. Файэлле, перерезавшая ножом горло моей матери и отцу. Она и за мной гналась. Но я ускользнула, и та со всем своим колдовством не смогла меня найти.
— И это будет твоим отмщением?
Улыбка казалась застывшей гримасой злобы. — Я едва начала отмщение, Ульфас. Я ее хочу. Но мне нужны солдаты.
— Капитан Добряк и компания. Ты упомянула о маге в крепости. Ты с ним соприкасалась?
Девушка покачала головой: — У меня нет таких умений.
— Тогда почему ты веришь, что капитан присоединится к твоему делу?
— Потому что один из его сержантов мой брат, точнее, сводный брат. Хотя не знаю, жив ли он…
Он положил ей руку на плечо, не обращая внимания на ответную дрожь. — Ладно, подружка. Мы поработаем вместе. Ты получила первого союзника.
— Почему?
Он улыбнулся, хотя под тряпкой этого не было видно. — Файэлле с Корболо Домом, да? Ну, я назначил Корболо встречу. И Камисту Рело. Итак, мы вместе убедим капитана Добряка. Согласна?
— Согласна.
Облегчение в ее голосе заставило ассасина поежиться. Она слишком давно одна в своем смертельном поиске. Нужна была помощь… но вокруг не было никого, кому можно довериться. Всего лишь еще одна сирота в Худом клятом мятеже. Он вспомнил, как впервые увидел тринадцать сотен детей, которых невольно спас несколько месяцев назад, когда в последний раз был на этой земле. Там, на их лицах, был истинный ужас войны. Дети были еще живы, когда стервятники спустились клевать им глаза… Его охватил холод.
— Что такое? Кажется, ты ушел далеко.
Он встретил ее взор. — Нет, подружка, я был ближе, чем ты думаешь.
— Ну, я почти всю работу сделала. Ирриз и его воины мало что смогут поутру.
— Ого. А что ты планировала насчет меня?
— Я не была уверена. Надеялась, что ты пойдешь впереди и будешь быстро убит. Маг капитана Добряка к тебе не подошел бы, оставив арбалетчикам.
— А что насчет той дыры, которую ты должна пробить в скале?
— Иллюзия. Я ее готовила много дней. Думаю, получится.
«Храбрая и отчаянная». — Что же, подружка, кажется, твои усилия далеко превзошли мои амбиции. Я намерен был лишь устроить скромное побоище. Ты сказала, что Ирриз и его люди мало
— Я отравила воду.
Калам побелел под тряпкой. — Яд? Какого рода?
— Тральб.
Ассасин долго молчал. Потом: — Много ли?
Она пожала плечами: — Все, что было у целителя. Четыре флакона. Он сказал, что использует его, чтобы останавливать дрожь у привыкших к зельям.
«Да. Одной каплей». — Когда?
— Недавно.
— Значит, вряд ли кто пил.
— Разве парочка дозорных.
— Погоди здесь, подружка. — Калам ушел, молча скользя в темноте, и оказался около троих воинов в дозоре. Недавно они сидели. Теперь все изменилось. Но на земле какое-то движение… он подкрался ближе.
Трое дозорных извивались, дергая руками и ногами. Пена покрыла рты, кровь лилась из выпученных глаз. Да, они отравились. Мех с водой лежал рядом, на мокром участке песка; пятно быстро исчезало под ковром налетевших бабочек-плащовок.
Ассасин вытащил нож-«свинорез». Нужно быть осторожным, ведь контакт с кровью, слюной и любой другой жидкостью может навлечь на него ту же участь. Воины обречены страдать долго, им это покажется вечностью — они будут содрогаться и на заре, пока не остановятся сердца или пока они не умрут от обезвоживания. Ужасно, но при отравлении тральбом чаще бывает последнее.
Он дополз до ближайшего. Увидел отсвет понимания в глазах солдата. Поднял нож. Во взоре блеснуло облегчение. Ассасин вогнал узкое лезвие в глазницу; тело отяжелело, осело с булькающим вздохом. Он быстро повторил мрачную процедуру с двумя другими. Потом тщательно очистил лезвие в песке. Плащовки, шелестя крылышками, спускались на место смерти. За ними летели охотницы-ризаны. Воздух наполнился хрустом лопающихся хитиновых панцирей.
Калам поглядел на лагерь. Нужно опустошить фляги. Пусть эти воины — враги империи, но даже они заслуживают более милосердной смерти.
Тихий шелест заставил его обернуться.
Веревка разворачивалась, падая с балкона крепости. Потом начали спускаться фигуры, молча, торопливо.
«У них были наблюдатели».
Ассасин ждал.
Трое, вооружены лишь кинжалами. Подойдя, они замерли в дюжине шагов.
Первый приблизился к ассасину. — И кто ты, во имя Худа? — прошипел он, блеснув золотыми коронками.
— Малазанский солдат, — тихо прошептал Калам. — Это маг там мнется? Мне нужна его помощь.
— Он сказал, что не может…
— Знаю. Мой отатараловый нож. Но ему нужно подойти ближе — надо всего лишь опустошить фляги с водой в лагере.
— Чего ради? Родник всего в пятидесяти шагах вниз — они наберут еще.
— У вас есть еще союзница. Она отравила воду тральбом — как думаете, чем заболели здешние бедняги?
Второй солдат хмыкнул: — Мы как раз гадали. Неприятное происшествие. Но они заслужили еще не такое. Я бы сказал: да напьются вволю.