Дом дервиша

Макдональд Йен

— Да не разлучатся они больше, — сказала она со слезами на глазах.

Лейла вдруг поймала себя на том, что тоже ревет. Наджи плакал и смеялся одновременно. Потом кто-то поставил старомодные арабески, [130] такие добрые, патриотичные песни, под которые все пустились в пляс; девушки выстроились в линию, закатав топики поверх обнаженных животов, кивая друг дружке, смеясь и двигаясь в такт, а парни тоже выстроились в шеренгу с поднятыми руками. Правда, дядя Дженгиз скорее напоминал полено, зато Наджи оказался отличным танцором и двигался очень легко, как часто умеют такие здоровяки. Это все таэквондо. Они поманили и Асо, но тот покачал головой, мол,

вы что, нанотехнологи не танцуют, но они звали его снова и снова, и в итоге он таки согласился и наблюдал, как танцуют другие, чтобы уловить шаги. Асо танцевал просто отвратительно, но Лейла увидела, что он делает это с душой, а глаза его светятся. Потом девушки ответили мужчинам, поставив старый ремикс Ибрахима Татлысеса, [131] Асо закричал, что знает эту песню, вырос под нее, мама ее пела. В итоге Асо сплясал перед шеренгой тетушек, двоюродных тетушек и двоюродных сестер, а Лейла подумала: «Он ведь для меня танцует?» В разгар этого безумного танца Лейла заметила, что звонит цептеп, и выскользнула на относительно тихий балкон бабушки Сезен. Звонили из Демре. Мама гордилась ею, папа гордился ею, сестры гордились ею, деньги были потрачены не зря. Лейла снова расплакалась.

130

Популярный в Турции в 1980—90-е годы музыкальный стиль.

131

Популярный турецкий певец, признанный «император турецкой эстрады».

Затем наконец приехали Яшар с Зелихой, которая накрасилась и нарядилась, превратившись из офисной фурии в сумасшедшую гламурную вампиршу, и снова полетели конфетти и серпантин, загремели хлопушки. Дяди, тети и соседи остались в гостиной танцевать под арабески, а молодежь отнесла караоке-центр в большую спальню. Зелиха взяла микрофон и стала сентиментальной певицей с прокуренным голосом. «Где мой контракт?» — прокричала Лейла, но Зелиха увлеклась ролью дивы. Два часа спустя она все еще пела. В спальне никого не осталось, но Зелиха не нуждалась в других слушателях, кроме себя самой.

Асо кругами вез Лейлу домой как раз в час вечеринок. Такси и «мерсы». Короткие платья, цветные туфли. Модные парни с трехдневной щетиной. Прекрасная миграция из клуба в бар, из бара в клуб. Весь Стамбул празднует, думала Лейла. Весь Стамбул в трауре, в страхе и полон надежды. Здесь сразу все. «Пежо» с жужжанием въехал на площадь Адема Деде, когда часы показывали четыре утра. Воздух был прохладным. Стояла мертвая тишина. Асо тоже ощутил присутствие джиннов, которые столпились, как рыба на нересте, ждали чего-то, наблюдали, не добрые, но и не злые.

— Слушай, я не спрашивала никогда, но где ты живешь? — спросила Лейла.

— У меня квартира в Бостанджи, — ответил Асо.

Дом, семья, родные. Лейла никогда не думала, что у Асо есть жизнь помимо нанотехнологий.

— А Яшар?

— Он у себя дома.

— А Зелиха?

— Она ночует на раскладной кровати в комнате тети Бетюл. Вообще-то Яшар с ней спит уже несколько месяцев.

— А я и не знала.

Асо замешкался у двери.

— Короче, это… я тут хотел сказать…

— Да?

— Мне кажется, ну… мы могли бы нанять тебя на полный рабочий день.

Цептеп все так же звонит. Звонит, звонит и звонит. Лейла прижимает подушку к уху, но это не помогает. Ответь мне, ответь. Лейла швыряет подушку через всю комнату.

— Да!

— Лейла! Это Яшар. Товарно-газовая биржа Озер обанкротилась.

Страница нанесена на телячью кожу, размер четыреста пятьдесят три миллиметра на двести двенадцать, поле двадцать два миллиметра, четная. Основной текст из Пятикнижия, Книга Руфь, глава четвертая,

стихи с четырнадцатого по двадцать второй, генеалогия царя Давида. Текст написан красивым почерком рукой ашкенази где-то между XII и началом XIII века в центральной Франции или южной Германии.

Текст Пятикнижия помещен в центральной секции в обрамлении из трех декоративных колонн, которые образуют две арки. Пространство внутри заполнено изображениями виноградной лозы: вьющийся стебель и маленькие листочки в виде вееров. На правой колонне орнамент богаче, прорисованы шипы и сочленения. Концы каждого стебля превращаются в фантастическое чудовище, снизу под текстом Пятикнижия змеиные головы, а наверху страницы присутствуют и другие сказочные существа. На левом поле крылатая собака пересекается языком в виде трилистника с таким же языком химеры, напоминающей помесь козы и жирафа. Все контуры этих существ, а также змей, виноградных лоз, цветов, столбов, арок и мельчайшие детали написаны микрографией, строятся из крошечных строк, таких маленьких, что они не видны невооруженным глазом. Этот микротекст — масора, комментарии и традиционные мудрые речения, которые обычно записывались на полях страницы. Здесь же художник превратил масору в декоративный элемент. Слова внутри других слов.

Айше Эркоч долго рассматривает микрографию, прежде чем повесить на стену. Это ее любимый экземпляр в коллекции, с которым она ни за что не хотела бы расстаться. Она бы пошла в огонь и под пули ради этой микрографии. Она помнит, как купила ее с аукциона на последние деньги, оставшиеся от завещанных отцом. До этого она знала толк только в иллюстрациях. А после приобретения микрографии на несколько месяцев погрузилась в мир, сотканный из слов и букв, мир, который, по замыслу Всевышнего, прописан на восприимчивой поверхности земли.

Айше и Хафизе распределили коробки по семахане в зависимости от того, какое место изначально занимало их содержимое. Айше вешает Пятикнижие на место. Следующая на очереди коробка с константинопольской канонической таблицей — это ранний указатель речений. Стекло треснуло. В комитете по охране памятников никакого уважения к старинным и прекрасным вещам. Айше поднимает таблицу и долго всматривается в красивые медальоны с поясными изображениями четырех евангелистов, выполненными в золоте, а потом снова кладет в коробку.

Аднан ползает под столами, подключает питание и включает беспроводную сеть.

— Я бы тоже мог заниматься книгами, — говорит он. Дорогой пиджак висит на спинке стула, чтобы сохранить вид. Портфель с облигациями на предъявителя лежит на стуле. — А может, тебе нужен кто-то, чтобы торговаться? Рассмотрю все разумные предложения. Я внезапно оставил себя самого без работы.

— У тебя есть четыре миллиона долларов. Тебе не нужно работать.

— У меня есть четыре миллиона, от которых надо избавиться быстро и безболезненно, пока финансовый надзор не начал рассылать программы аудита, чтобы подсмотреть на расходы бывших трейдеров Озера. Кто удрал, прихватив с собой «на чай», кто вознаградил себя золотым парашютом или взял и отправил дешевого иранского газа в Баку, получив двадцать миллионов евро. Ты не думала о том, чтобы расширить галерею и перебраться в какое-то другое помещение, не так сильно напоминающее морг?

Айше смотрит на него.

— Хватит уже об этом. Все уже произошло. Я всегда говорила, что репутация прежде всего и навсегда. Я не знала, что речь пойдет и о моей репутации. — Она подходит к нескольким симпатичным столикам периода начала Республики в центре семахане. — Прости. Ты тут ни при чем. Нет, любимый, галерее Эркоч конец. Я собираюсь распродать все это добро.

Хафизе, которая развешивает миниатюры, каждая не больше ее пальца, поворачивается.

— Ты нашла Медового кадавра, — возражает Аднан. — Это кое-что да значит. Это же, черт побери, легенда, как меч пророка или Священный Грааль.