Дом дервиша
Шрифт:
— Он сидел на сушилке для рук и выглядел как ребенок. Горящий ребенок.
— Ну, тогда другое дело. Понеси, пожалуйста. — Мустафа передает Недждету питчинг-ведж, патер и несколько айронов. [47] Он всего-то на три года старше Недждета — они говорили о возрасте, они вообще обо всем говорили в бункере, — но ведет себя как умудренный жизнью космополит. — Я склонен к теории, что джинны — это избыточные мысли, оставшиеся с момента Сотворения мира, воспоминания о Большом взрыве, так сказать. Именно поэтому они — создания огня. Среди имамов, которые чуток разбираются в квантовой физике, бытует новая теория о том, что джинны — это мы, только в параллельной Вселенной. Но я думаю, в данном случае это, скорее всего, эмоциональная травма из-за пребывания в эпицентре взрыва. Такое просто не проходит. Уверен, у них тут есть штатный психолог. Я бы лично дал тебе выходной, но это не в моих силах, увы. — Центром спасения управляет вечно жующая жвачку Сьюзан; когда она дважды в неделю звонит, чтобы убедиться, что Недждет и Мустафа не поубивали друг друга пожарными топорами, то чавкает так, словно жует жвачку размером с автомобиль. Но ни Недждет, ни Мустафа никогда ее не видели. — А может, ты всего лишь надышался там дыма, а теперь подействовало. Дай-ка мне вон ту клюшку, пожалуйста.
47
Названия клюшек, предназначенных для различных ударов.
Это объяснило бы появление парящей светящейся головы смертницы, думает Недждет, выбирая нужную клюшку из тех, что зажаты в руке. Я тебе об этом не сказал, поскольку и сам так думал. Но я чувствовал жар того джинна на своем лице. Я сушил им руки. Посттравматическим шоком руки не высушишь.
Мустафа обращается к мячу. У него отличная позиция в центре коридора, идеально подходящая, чтобы нанести короткий удар и отправить мячик на лестницу. Мустафа подергивает ягодицами. Какое-то мерцание, которое Недждет видит боковым зрением, заставляет его обернуться и взглянуть через плечо. За стеклянной стеной расположен основной операционный отдел: двадцать семь тысяч квадратных метров пыльных столов, задвинутых стульев и устаревших компьютеров. Все мониторы, насколько Недждет может видеть, потрескивают от статического электричества и демонстрируют призрачное лицо из другой Вселенной.
Римский император Веспасиан говорил, что деньги не пахнут. Император врал. Деньги в каждом выдохе, который Аднан Сариоглу делает на торговой площадке. Запах денег — это ионный заряд Товарно-газовой биржи Озер, [48] сладковатый и мускусный, электричество и углеводородный запах нагретого пластика, времени и напряжения. Для Аднана, который переквалифицировался из инструктора по плаванию в трейдера, деньги пахнут как гидрокостюм, который надевала женщина.
48
Товарный рынок.
Площадка на торговой бирже, которую на сленге называют «ямой», представляет собой цилиндр в самом сердце стеклянной башни Озер: восемь этажей по кольцу вокруг центральной шахты, венчаемой куполом из витражного стекла, который отбрасывает цветные сполохи на трейдеров, выстроившихся вокруг Денежного дерева. Так Аднан называет процессор, который тянется от пола до потолка: ярусы серверов и сетей, и каждый их уровень настроен на определенный товар. Газ медлителен, поэтому газовые трейдеры на втором ярусе, том, что выше неочищенной нефти, и Аднана лишь иногда удивлял синий или золотистый осколок света, который просачивался через джунгли роутеров, серверов и источников питания и падал на его лицо. Углерод выше всех, почти под самым куполом. Углерод возвышенный, углерод чистый.
Аднан Сариоглу протягивает руку и двигает экраны с транзакциями вокруг ветвей Денежного дерева. Он открывает новые таблицы с ценами, некоторые увеличивает, другие отодвигает в глубь центрального дерева. Для виртуального взора трейдера Озера информационный столб в центре густо порос информационными листьями, почти непроходимыми в общей листве мировых рынков. Торговые площадки, на которых раньше громко выкрикивали заявки и цены, стали молчаливыми, словно монастыри дервишей, поскольку теперь всю информацию по торгам в виде луча направляют в глазное яблоко, а программы-помощники нашептывают подсказки во внутреннее ухо. Аднан познакомился со старой торговой площадкой, будучи стажером в красном пиджаке, но вопли трейдеров, который орали друг другу в лицо, сотрясли его кровеносные сосуды и эхом отозвались в желудочках сердца. Когда прозвонил звонок, и торги закрылись, а он вошел в кабинет, тишина буквально сбила с ног, словно прибойная волна. Теперь единственное место, где он сталкивается с нарушением тишины, это трибуны стадиона Аслантепе.
На новой фондовой бирже вся суета стала визуальной. Аднан двигается через вихри информации, экранов и панелей, которые кружат вокруг него, словно скворцы зимним вечером. Трейдеры разодеты, как павлины, разительно отличаясь от одетых в строгие цвета дилеров и офисных работников вспомогательных подразделений. Некоторые трейдеры вшивают в пиджаки полоски наноткани или целиком шьют их из ткани-«хамелеона». В моде мерцающие огоньки на манжетах, по подолу и на лацканах. Другие навешивали на себя атрибутику хеви-металл, ревущих динозавров, вращающиеся значки «евро», фигурки обнаженных красоток или логотипы футбольных команд. А команда трейдеров Онур-бея взяла на вооружение рисунок в виде тюльпана, распространенный в Эпоху Тюльпанов. [49] Аднану кажется, что это не по-мужски, да и вообще декадентство. Сам он носит пиджак с красными и серебряными вставками — это цвета Озер. Просто, четко и естественно, как и подобает мужчине. Единственное отступление от естественности — нашивка с крупными буквами ДРК, которые означают «Драксор»: некогда ультралорд Вселенной, навеки ультралорд Вселенной.
49
Последние двенадцать лет, правления первого «европейски ориентированного» султана Ахмеда III (1718–1730 гг.).
Аднан протягивает руку и кликает по одному из экранов из плотного потока вокруг него. Через десять минут сигнал оповестит о закрытии биржи в Баку, этом крупном газовом рынке в Центральной Азии. На грани закрытия появляется разница курсов между Баку и Стамбулом. В те несколько секунд, пока рынок реагирует, дилеры типа Аднана Сариоглу могут заработать деньги. Главное здесь — спекуляции на разнице курсов. Представитель Озера в Баку — Толстый Али. Аднан встречался с ним на корпоративном мотопробеге в Каппадокии. Аднан не особенно хорошо ездил на мотоцикле. Как и Толстый Али. Оба предпочитали машины, так что оставили коллег наедине с их кожаным шмотьем и пылью дорог, а сами провели день, попивая вино на террасе на крыше отеля и размышляя, хорошим ли вложением станет покупка винодельни. Они тогда много выпили. Помимо любви к машинам и вину их объединяла любовь к родному футбольному клубу. Короче, они поладили. Но Толстый Али не был ультралордом.
Глаза Аднана перескакивают с экрана на экран, со второго на третий. Каждые две секунды Аднан проверяет цены на июньские поставки в Баку. Наночастицы в голове поддерживают необходимый уровень концентрации.
— Четыреста сорок шесть, процесс идет вяло, — говорит Аднан. — Вы там живы вообще? Давай, Али, кто-то из ваших любителей верблюдов должен начать покупать опционы.
Ангел спекуляции — это ангел разницы. Программы-помощники могут среагировать быстрее любого человека, но когда они пытаются подтолкнуть рынок, то любой мало-мальски разумный человек увидит, что они прут, как поезд. Некоторые дилеры во многом полагаются на помощников. Аднан доверяет своему чутью и способности увидеть процесс за несколько секунд до того, как цифры появятся на экране. Приди ко мне, о ангел разницы.
— Четыреста сорок семь, торговля вялая, — вторит Толстый Али в Баку.
Но в какой-то момент, когда часы начинают отсчитывать секунды до окончания торгов, найдется какой-нибудь местный трейдер, который закупается в Баку, но не имеет представителя на центральной стамбульской бирже и не может вести здесь торги. Цена уйдет в Баку, и за те несколько секунд, пока рынок в Стамбуле не дернулся, Аднан Сариоглу и Толстый Али успеют заработать.
— Что там делает «Бранобель»? [50]
50
Аллюзия на реально существовавшую российскую нефтяную компанию — «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель», которая вела нефтедобычу и нефтепереработку в Баку.
— Сидит ровно.
Экран из Баку замирает перед Аднаном.
— Ага, у нас четыреста сорок пять.
Вот она, разница. Теперь все что нужно — воспользоваться ею. Аднан крутит экраны вокруг себя. Кто-то хочет продать по-крупному. Давай же, ублюдок, я тебя чую.
— Высунется, и мы его застрелим.
Аднан двигает руками — это танец, это код. Новое предложение растекается от него по многим экранам на Денежном дереве, словно ветер, который треплет листву. Мгновенно реагируют программы-помощники. Сейчас мы тебя спугнем, думает Аднан. Где-то тут есть дилер с ограничением на ежедневное понижение цен на свои контракты. Аднан резко снизил цену, чтобы посмотреть, пойдет ли рынок и дальше вниз. Столкнувшись с перспективой неограниченных убытков, тот трейдер вынужден будет продавать. Ага, вот оно. Одна звездочка горит ярче других на задней стенке сетчатки глаза Аднана. Стоп-лосс. [51] Аднан покупает две сотни. В то же время Толстый Али продает все те же две сотни, играя на разнице курсов в Баку. Куплены в Стамбуле по четыре сорок пять, проданы в Баку по четыре сорок семь. Две секунды работы и сорок тысяч евро прибыли. Еще через две секунды рынок выравнивается и закрывает разницу. Ангел разницы летит дальше. Ни за что на свете никто не должен унюхать газ, который купил Аднан. Это было бы ужасной ошибкой. Это секрет Товарно-газовой биржи Озер: никогда не оставляй у себя никакого газа, никогда ничего не запасай, и тогда не придется отдуваться. Обещания и опционы — вот здешняя валюта.
51
Биржевая заявка, выставленная трейдером с целью ограничить свои убытки при достижении ценой заранее определенного уровня.