Дом Для Демиурга. Том первый

Оуэн Анна Нэнси

Дуэли по-прежнему случались — одна, две в год, а не два десятка в седмицу, как раньше. Изменились поводы: теперь неуклюжая шутка или слишком вольная острота не становились поводом для убийства, равно как и каприз, прихоть или жажда славы. Смертельное оскорбление, за возможность смыть которое кровью не жалко и просидеть десять лет в крепости — повод, защита чести дамы или невинно оскорбленного, который не может ответить — повод; все остальное — нет, не стоит того.

"Жизнь благородного человека принадлежит Собране и ее королю", — сказал король Лаэрт, и слова его не были пустым звуком. Королевские приставы не знали жалости, жадность на их решения не влияла: взяточников вешали. Ходатайство за дуэлянта

король приравнял к участию в дуэли. Понадобилось не больше десяти лет, чтобы владетели четко выучили урок, преподанный королем. Пострадали, постенали, поругались — и смирились.

Герцогиня Алларэ видела с десяток сцен, балансировавших на грани дуэли, но поединком закончилась только одна. Один слишком упрямый остроумец лишился жизни, другой отправился в крепость.

"- Если вы продолжите в том же духе, господин Свенлинг, я буду вынужден пренебречь королевским эдиктом, — Реми задеть трудно, он умеет обратить в шутку что угодно, но черноволосому литцу удалось привести его в ярость.

Рука лежит на эфесе; сколько лет прошло, а шпага так и не стала церемониальным предметом. Та, что на поясе у герцога Алларэ — наследие дяди, Ролана Победоносного. Почему фамильная реликвия досталась не сыну, а племяннику?.. Ни один, ни другой на этот вопрос не ответят, а герцог Ролан Гоэллон давно уже пьет вино с Воином и Матерью.

Шпага же… отличная шпага литской работы.

— Помилуйте, герцог, я предпочту принести вам свои извинения. Не вижу повода пренебрегать волей покойного короля, — северянин наверняка и не желал задеть герцога Алларэ, просто был нетрезв и перешел грань допустимого, но перспектива вызова помогла ему протрезветь и остановиться.

— Принято, друг мой! — брат быстро вспыхивает, но так же быстро и прощает обиду, особенно, невольную…".

Мио стояла на балкончике внутреннего двора, облокотившись на перила. Внизу братец терзал очередную жертву. Бруленский юноша приехал в столицу еще осенью, незадолго до празднований Сотворивших, и задержался на всю зиму. Он уже раз пять собирался уехать домой, трогательно прощался со всеми, и все никак не мог расстаться с Соброй. Не последнюю роль в этом играл Реми, при каждом прощании томно вздыхавший: "Ну вот, а я так рассчитывал показать вам…" — и каждый раз находилось что-то, чего просто нельзя не увидеть, оказавшись в столице. Молодой человек по фамилии Кесслер принимал это за чистую монету, а Алларэ просто-напросто поспорил с кем-то из своих вассалов, что сумеет удержать бруленца в Собре до следующей осени. Проигрывать Реми не любил, поэтому готов был на многое.

— Начинаем, Сорен!

Пробный выпад Реми Кесслер парировал кинжалом, чуть отступив назад, и ответил уколом в живот. Просчитался: Реми тоже не забывал про кинжал. Клинок шпаги был отбит наружу и герцог Алларэ оказался достаточно близко, чтобы противник получил пинок в бедро. Реми и по дому-то передвигался со скоростью кошки, за которой гонится свора собак, а уж на фехтовальной площадке…

Кесслер уже не первый раз выходил против Алларэ, и кое-что усвоил. Он отпрыгнул в сторону — плеснули по ветру длинные черные с огненным проблеском волосы, — вскинул над головой и кинжал, и шпагу, чтобы отбить удар Реми. Герцогиня прикусила нижнюю губу. Пропусти юноша тяжелый рубящий удар, не обошлось бы без лекаря. Брат — отличный фехтовальщик, он сумел бы замедлить движение, но не полностью остановить.

В Собране считали, что все черноволосые азартны. Мио смотрела с балкона на одно ходячее подтверждение: человека азартнее Кесслера она еще не встречала, и другое опровержение: золотоволосый Реми Алларэ ему в этом не уступал ни на малую толику.

Повторная атака бруленца, на этот раз в грудь. Опять то же действие Реми: отбить шпагу противника и попытаться нанести удар в голову. Кесслер вновь

заблокировал его шпагой и кинжалом, а потом, обведя кинжалом шпагу Алларэ, попытался нанести удар в лицо.

Брат широко улыбнулся; получись все у соперника, он мог бы хвастаться тем, что на щеке герцога Алларэ появился первый шрам, и сделал это владетель Кесслер из Брулена, но сегодня — как и во все прочие разы — удача от гостя отвернулась. Реми был слишком опытен, чтобы попасться в подставленную ловушку.

Шпагу Кесслера встретил кинжал Алларэ. Бруленец не растерялся, а нанес прямой удар в живот противника. Уроки герцога шли черноволосому юноше Сорену на пользу.

Реми ушел вправо и ударил противника по левому плечу. Попал: Кесслер не успел принять удар на гарду, а кинжал бы его не спас.

— Вы не ранены?

— Нет, — вновь плещет роскошная волна почти прямых, лишь на концах загибающихся вверх волос: гость качнул головой. — Продолжим?

"Красивый юноша, — в который раз подумала Мио. — Красивый и упрямый…". Верхняя часть лица у него была почти как у Реми: длинные кошачьи глаза, брови вразлет, слегка выступающие над щеками скулы. Нижняя — словно с фрески святого Окберта: точеная, правильная до постности. Прямой тонкий нос, тонкие губы, овальный подбородок. "Контраст разительный и выразительный, — пошутил как-то Реми. — Наполовину святой, наполовину демон…".

Через пару-тройку лет Сорен Кесслер, если решит окончательно перебраться в столицу, будет одним из первых кавалеров. Пока что ему нужно изжить остатки юношеской угловатости и провинциальной неловкости. Но — у юноши большое будущее…

— Продолжим с того, на чем кончили, — усмехнулся Алларэ. — Смотрите, что вам следовало сделать. Правую руку — вперед и вверх, сильнее! Теперь кинжал… поняли?

— Нет, — признался Кесслер.

— По-вто-ряю, — пропел Реми.

Мио отвернулась. Наблюдать за поединками — интересно, за уроками, пожалуй, скучновато. В родном замке на досуге Реми и двоюродные братья учили ее фехтовать, искренне забавляясь тому, что девице пришла в голову подобная блажь. Получалось у нее, конечно, весьма посредственно, — тут и молодой Кесслер стал бы непобедимым противником, — но смотреть, как Реми вдалбливает в юношу какие-то приемы, которые он показывал и сестре, — не лучшее развлечение для середины дня.

В воздухе пахло весной. Стоял из тех дней в конце зимы, когда налетает южный ветер, заставляет снег таять, а тучи — в панике прятаться за горизонт. Обнажается чистое и неожиданно теплое небо, и так и кажется: весна пришла. Но нет, до настоящей весны было еще три-четыре седмицы. До Нового Года в Собре никогда не теплело дольше, чем на пару дней.

Тем не менее, погода ухитрялась одурачить всех. "Весна пришла!" — лепетали дети, бормотали старухи, радовались школяры и ворчали, предвкушая раскисшие дороги, торговцы. Нет, в легкой поблажке, данной горожанам зимой, не было и ни капли настоящей весны, только обманная надежда, за которой приходили последние суровые холода. И запах тоже был ненастоящий, почти весенний, но пустоватый, почти мертвый.

Две вороны носились над садом. Одна ухватила лакомый кусок, другая, с визгливым возмущенным карканьем, пыталась отнять у товарки добычу. Герцогиня Алларэ хихикнула: некоторые вороньи пируэты здорово напоминали происходившее внизу, где бруленец в очередной раз пытался победить Реми. Получалось у него не лучше, чем у той вороны.

Кати с чашкой горячего молока вышла на балкон, подала ее герцогине.

— О чем говорят сегодня с утра? — осведомилась Мио.

— О! — Кати сложила губы бантиком и принялась оправлять верхнее платье из камвольной ткани оттенка темного вина, на вкус герцогини Алларэ — слишком простое и скучное. — Потрясающее, просто потрясающее происшествие в доме Мерно! Ужас, просто ужас!