Дом Для Демиурга. Том первый
Шрифт:
Смысла в разговорах этих было не больше, чем в ношении воды в решете. И все же Эниал, со всем его упрямством и капризами, со всей его смешной уверенностью, что он лучше всех знает, как выигрывать сражения, был братом. Близнецом. Отражением, одной плотью. И в будущем — сюзереном.
— Горячее вино — хорошее средство от простуды, — сказал наконец Фабье.
Дожди шли всю седмицу, ласковые весенние дожди, радость влюбленных, но проклятье для солдат и путешественников. Карета увязла безнадежно глубоко, лошадь не могла ее вытащить, сколько толстый тамерский вельможа ни орудовал хлыстом. Парик толстяк давно потерял, редкие мокрые волосы прилипли к черепу. Крупные теплые капли стекали по обрюзгшему лицу с тройным подбородком.
Делать ему на дороге средь бела дня было нечего. Толстяку стоило бы забиться в подвал дома в своем поместье, подпереть дверь изнутри и молиться, чтоб не нашли, чтоб рабы не донесли, где спрятался хозяин, чтоб солдатам было недосуг выцарапывать склизкую улитку из панциря…
Маршал Меррес подъехал, когда солдаты уже окружили карету, выломали дверцу и вытащили изнутри двух девчонок с коротко остриженными волосами, в грязном рванье. В первой ничего интересного не было — чумазенькая тощая рабыня, застарелые синяки на руках, тусклый взгляд. Вторая отличалась от нее, как небо от земли.
Она даже босиком на земле стояла, переминаясь с одной зябнущей ножки на другую — с непривычки. Темные волосы были острижены явно наспех. Белокожая, хорошенькая, слишком чистая для рабыни.
— Кто это? — спросил маршал, показывая на вторую девчонку.
— Моя рабыня, милорд, — залепетал толстяк. — Просто моя рабыня, домашняя рабыня…
Не долдонь щекастый тамерец это слово, маршал, может быть, и поверил ему. Девчонка для развлечений, каких здешние уроды разводят, словно скот, обучают петь и танцевать, да и другие услуги господам оказывать. Но трижды повторенное слово резало слух, словно фальшивая нота.
— Кто ты такой?
— Анум де Фагра де Дориф де Баир маркиз де Шарима, милорд.
Из всего длинного перечня тамерских названий маршал вычленил только одно, важное.
— Шарима? Это твое поместье там? — маршал показал на северо-запад, где за пролеском стоял мрачный трехэтажный дом.
— Да, милорд.
— Отвезите их в лагерь, — распорядился маршал.
Из поместья с неприятным названием Шарима, которое наметили под ставку, не вернулся посланный на разведку отряд. Маршал не сомневался, что пятеро солдат и лейтенант вовсе не заблудились и не остановились понюхать цветочки. Он уже отправил в Шариму четыре десятка, и теперь надеялся, что, вернувшись в лагерь, уже получит известия. Если с солдатами что-то случилось, толстяк ответит.
Разговаривать посреди дороги маршал Меррес не хотел. Некоторые беседы требовали более удобной обстановки.
Жирного владельца поместья повесили во дворе вместе с надсмотрщиками, устроившими засаду. После недолгих расспросов рабы указали на тех, кто убивал собранских солдат, и долго возиться ни с тем, кто отдал приказ, ни с исполнителями, смысла не было. Эниал смотрел, как раскачиваются на веревках трупы. В глубине души он надеялся, что к утру их снимут. Ничего приятного в этом зрелище не было, но принц боялся, что если он потребует снять повешенных, его назовут малодушным.
Потом он услышал, как это приказывает сделать генерал Оген. На мгновение стало стыдно — нужно было самому велеть сержанту снять и закопать тамерских убийц, а не тянуть и думать, что там кто скажет. Агайрец словно прочитал мысли принца — прочитал и не преминул воспользоваться.
К вечеру дождь прекратился. Небо очистилось до самого горизонта, вдали алела последняя полоса света. В дверь комнаты постучал Эллуа, адъютант Шроста напомнил про ужин. Эниал спустился на первый этаж в столовую. Рабы, привыкшие выполнять любые распоряжения господина, теперь так же покорно подчинялись пришельцам. Сновали мальчишки, разносившие блюда, толстый повар в рваном колпаке то и дело выглядывал из дверей кухни.
В подвалах нашлось много вина. Зал был хорошо натоплен, а горячее вино с пряностями помогло окончательно отогреться. Эниал радовался, что нынче ночью будет спать в постели, под крышей, забудет о кирпичах, которые нужно подкладывать в ноги и за спину, чтобы не заледенеть от холода, наденет с утра сухой мундир…
От вина кружилась голова, и хотелось спать, но принц боялся, что если уйдет из-за стола раньше старших офицеров, они подумают, что он не умеет пить. Или еще что-нибудь обидное. Фабье и так косился на него без должного почтения, и, кажется, собирался отобрать кувшин с вином.
Противно было чувствовать себя младшим среди всех этих бывалых вояк, которые часами могли говорить о былых победах, о давно умерших командирах. Всех их что-то связывало, это был тесный круг, в который принцу входа не было. Только маршал Меррес относился к принцу дружески, разговаривал с ним, объяснял планы сражений и спрашивал мнения Эниала. Больше никому в штабе до принца не было дела, даже родному брату. Ролан сидел между Фабье и Огеном, с которыми сдружился с первого дня, еще на марше из столицы, слушал их разговоры, чему-то смеялся. А маршал ушел, оставив Эниала в компании двух адъютантов и генерала Шроста, с которым беседовать — все равно что с каменной статуей: даже кивка не дождешься…
Маршал вернулся, когда за столом осталось человек пять. И брат, и его дорогие приятели уже ушли. Эниал клевал носом, но продолжал хлебать остывшее вино. Меррес притащил с собой двух стриженых девчонок-рабынь. Одну он толкнул к Эниалу, и та плюхнулась перед ним на колени. У принца шумело в ушах, и он не разобрал, что сказал ему маршал, но лишние слова тут и не требовались.
Принц посмотрел на так и стоявшую на коленях девчонку. Кажется, это была одна из тех, которых пытался утащить с собой покойный хозяин поместья. Должно быть, самая любимая игрушка. Черные волосы острижены так, что видна шея, белая чистая кожа. В прорехе платья — острая грудь.
— Неплоха, а? — подмигнул Эниалу маршал. — Самое то, чтоб согреться…
Девчонка подняла на принца глаза. Что-то неправильное было в ее взгляде, слишком тревожное, наверное. Губы у черноволосой дрожали, но ее шепота Эниал не разобрал, от вина голова кружилась, и думал он о том, что нужно встать, не споткнувшись. Маршал высмеет его, если он не справится с рабыней.
— Да, спасибо, подарочек сладкий, — стараясь говорить с той легкой развязностью, что и Меррес, усмехнулся принц. Кажется, получилось. Он поднялся, опираясь на стол, и дернул девку за волосы: — Вставай!