Дом Для Демиурга. Том первый
Шрифт:
Хозяин дома пожаловал на пятый день, когда гость согрелся, отоспался и отъелся. За это время он зачинил свою одежду, выбрал себе сапоги из оставленных охотниками, поставил на них латки. Теперь он готов был к новой дороге, какой бы длинной она не оказалась, куда бы ни вела.
Потрескивали дрова в печи, завывал за окнами ветер, что приходил с гор и приносил то дождь, то мелкую ледяную крошку. Проповедник и хозяин сидели за широким деревянным столом. Человек в маске пил привезенное с собой вино, служитель истины не снисходил до подобных глупостей. Забродившей виноградной крови он коснулся бы в единственном случае: после ранения, чтобы возместить потерю крови собственной. Однако ж, милостью Создателя, он был цел и невредим, а пить, дабы замутить разум, — нелепо.
Человек в маске — могучий воин, даже сейчас не расставшийся с оружием, высокий и статный, — не знал пока, что разум — самое дорогое, что у него есть. Он подливал и подливал вино в свою кружку. Тело просило вина, и он позволял телу властвовать над собой. Проповедник не спорил с ним, ничего не говорил. Удел воина — сражение, удел мудреца — размышление, а потому воин всегда будет лишь слугой проповедника истины.
Хозяин дома не хотел быть слугой, он жаждал знания. Уши его не казались залитыми воском, словно уши крестьян и купцов, рыбаков и кузнецов: он просил об Истине, как голодный — о подаянии, просил, но все же не готов был открыть свое сердце. Проповедник и не ждал от него этого, довольствуясь малым. Благородный господин, согласившийся служить Истинному Владыке — редкость. Если он хочет клевать откровения по крошкам, как голубь, если боится войти в знание, как в воды Предельного океана — что ж, пусть так. Господь милостив: он простит нерадивого, если тот верен.
Этот был из верных. Он укрывал проповедников истины и позволял проводить обряды, сам участвовал уже в десятке и приглашал других людей, чтобы проверить их искренность. Неразумный воин служил Владыке Фреорну, как мог. Братья слуги Истины испытали от него много добра и заботы. К югу от гор Неверна они чувствовали себя как дома уже многие годы. Да, по-прежнему приходилось таиться от соглядатаев, служивших королю проклятого рода, потомку узурпаторов; да, им приходилось встречаться скрытно и славить Господа под накидкой ночной тьмы, но человек в маске делал все, что было в его силах.
И все же он пил вино…
— А все то, чему учит Церковь?
— Дщерь обмана и порока не может учить. Она лишь принуждает отвратиться от истины.
— Что же, все в книге — ложь? Даже если там написано, что огонь греет, а вода утоляет жажду? Стало быть, и три смертных греха — не грехи?
— Есть лишь один истинный грех, — терпеливо повторил проповедник. Ему было не привыкать к подобным беседам.
Мальчишкой он и сам испытывал терпение наставников, спрашивая о подобном. Эти вопросы задавали многие. Но Истина открывалась лишь тем, кто брал на себя труд освободить ум от лживых догм и фальшивых правил. Паутина обмана была липкой, на то, чтобы сорвать ее с разума, уходили годы. Годы понадобятся человеку в маске, чтобы выйти из лабиринта не телом, но душой, годы, а, может быть, и десятилетия…
— Стало быть, можно предавать благодетеля? Убивать нерожденного ребенка?
— Разве Господь Фреорн запрещает? — равнодушно спросил в ответ гость.
— Как же удерживать людей в подчинении ему?
— Познавший Истину прав в любом своем поступке, ибо с ним Создатель, и в делах его, в и помыслах. Не достигший прозрения покоряется воле познавшего. Таков его путь. Силой же Господь не приводит к себе никого. Но спасутся лишь познавшие Истину. Кто же хочет быть навеки заточен во тьме ледяной и беспредельной — пусть свернет с пути или вовсе не становится на него.
— Но пока ищущий Истины еще… еще на пути, он должен жить по каким-то правилам?
— Господь Фреорн не снисходит до законов человечьих, ибо его Закон — закон вечный и незыблемый, установления же людские — листья, весной колеблемые ветром, а осенью — гонимые бурей.
Хозяин надолго задумался. Скрестил на груди руки, повернул голову к печной заслонке, за которой билось жаркое, яркое пламя. Проповедник ждал, когда он задаст следующий глупый вопрос. Пламя веры в сердце воина походило на горящие в печи дрова. Оно давало тепло, но было надежно скрыто каменными стенами и кованой заслонкой. Выплеснуться наружу, сжечь оковы заблуждений и очистить землю его души оно не могло.
Оставалось лишь подбрасывать в печь по бревнышку. Если Господь будет милостив к воину, дрова не будут потрачены напрасно; если же воин так и останется глухим, то они обернутся пустым пеплом, углями, которые будут выметены и выброшены. Проповедник зажег за свою жизнь множество костров, и лишь немногие вспыхнули так ярко, чтобы ложь прогорела и обратилась дымом.
Воин смотрел в щель заслонки. Проповедник знал, о чем он думает. Слышал, как медленно и тяжко ворочаются жернова его разума. Человек в маске колебался на грани между заблуждением, которое впитал с молоком матери, которое услышал, едва начав различать человеческую речь, и правдой. Он казался смелым. Помогал адептам Истины, защищал их — и все же яблоко его разума глодал червь страха. Воин хотел усидеть на двух скамьях: открыть дверь в царство Господа Фреорна и остаться чистым перед узурпаторами.
Глупец, один из сотен и тысяч глупцов. Боялся того, чего не было никогда — воздаяния, наказания, суда; не боялся единственного, чего стоило: гнева Создателя. Дня гнева Его, в который согрешившие единственным грехом будут ввергнуты в ледяную черную бездну. Точнее — боялся, но недостаточно.
Впрочем, храбрый верный воин нужен был Создателю и таким. Он, прятавший глаза за маской, даже не знал, сколь уже награжден за свое служение. Господь отметил его среди тысяч своих верных слуг, повелел своему слуге оставить проповедь и скитания, прийти к воину, дабы наставлять его в деяниях. Ни один человек за многие годы не удостоился подобной чести; но о том, сколь она велика, знали пока лишь двое: служитель и Создатель.
Он станет ключом, который откроет дверь для Господа.
Имя воина будут помнить в царстве Его вечно.
— В книге сот… узурпаторов… — поправил себя воин; напрасно поправил: ему жить среди заблуждающихся, под их жадными взглядами, ищущими повод для доноса. Господь простит слуге ложь в речи, если тот сохранит веру в сердце. — Там сказано, что…
— Забудь, что там сказано, — оборвал его проповедник.
Зачем одному рассказывать, а другому слушать общеизвестное? Жития и поучения прислужников фальшивых богов — тлен и прах, дешевле ткани, на которой написаны. Запреты и позволения, заповеди и перечень грехов — нити, из которых сотканы повязки на глазах глупцов.
— Господь наш Фреорн ждет от тебя не знания слов его врагов. Не касайся грязи и не запачкаешь руки. Тебе — служение, тебе — деяние.
— Я готов.
— Господь знает. Дорога к нему складывается из многих камней, и тебе дано положить один уже сегодня.
— Что я должен делать? — вот так-то лучше. Путь воина лежит через сражения во имя Его.
— Добудь источник крови узурпаторов.
Жить с постоянным ожиданием неприятного сюрприза Фиор Ларэ привык давным-давно. Он не мог точно вспомнить, когда появилось чувство, что за правым плечом постоянно летит или сидит поблизости жирная откормленная ворона. Сидит и неотрывно смотрит черными глазами-бусинами, сидит и ждет того момента, когда неприятность все-таки случится, и можно будет торжествующе каркнуть.