Дом Для Демиурга. Том первый
Шрифт:
Темно-синее Анне Агайрон не шло категорически, мигом превращая ее из молодой девушки в прежде времени подурневшую вдову. Она давно знала об этом и даже порой шутила насчет ошибок прошлого, так удачно обогативших гардеробы ее компаньонок. Анна теперь носила белое и голубое, перламутрово-серое и золотистое…
Но сегодня она приехала в дом герцогини Алларэ в темно-синем траурном платье с высоким воротом и даже без серебристой отделки. Волосы были туго заплетены и убраны в пучок с простыми мельхиоровыми шпильками. Ни цветов, ни драгоценностей. В этом были все те же тихий вызов, и молчаливое достоинство, обычно
Король не объявил траур после мрачных событий, закончившихся лишь позавчера. Невеста короля, девица Агайрон, сама решила надеть траур.
Высокая стройная девушка с как-то неестественно выпрямленной спиной вошла в будуар Мио и остановилась у занавеси, отделявшей его от кабинета. Следом за ней прикатилась Мари; должно быть, Анна не стала ждать провожатую и обогнала ее на лестнице или в коридоре. В этой манере было что-то смутно и удивительно знакомое, но герцогиня Алларэ не смогла вспомнить, чье.
Реми, по своему обыкновению валявшийся на диване в будуаре сестры, при виде вошедшей девицы Агайрон поспешно отставил бокал и подскочил. Мио удивилась такой суете. Обычно герцог Алларэ даже не удосуживался подняться при виде Анны. К тому же только вчера окончательно покончивший с пресечением беспорядков Реми был до невозможности усталым. Сутки он отказывался есть, жаловался на бессонницу и уныло шатался по дому с очередной бутылкой в руках, потягивая вино прямо из горла. Сестра уже безо всякой иронии предлагала ему навестить какое-нибудь заведение, хоть городские бани, хоть свои любимые веселые дома, но бледно-зеленоватый, под цвет любимых рубах, герцог только вздыхал и говорил, что без слухов о своей полной немощи как-нибудь перебьется.
За прошлую седмицу все устали, вымотались и напугались до полусмерти. Лишь вторые сутки в городе было тихо, еще не всех погибших похоронили, не всех пропавших отыскали — и вот, извольте, королевское приглашение для девицы Агайрон и герцогини Алларэ. С утра на блюдечке, то есть, в футляре, который привез посыльный из дворца.
Наряд девицы Агайрон не предвещал приятного вечера для короля…
— Анна, — сказал Реми, с поклоном целуя руку гостье. — Мое почтение. Позвольте просить у вас прощения.
— За что, герцог? — голос Анны звенел перетянутой струной, но удивления поступку Реми там не было. В ее мыслях сейчас вообще не находилось места герцогу Алларэ, и это было заметно очень хорошо. — Разве вы в чем-то виноваты передо мной?
— Да, госпожа моя. — Мио вздрогнула: Реми не шутил и не дразнил агайрскую девицу — он был удивительно сдержан и искренен. — Я слишком долго не воспринимал вас всерьез и недооценивал.
— Что же изменилось? — спросила Анна, не отнимая руки, которую Реми удерживал на уровне своей груди. Узкая ладошка целиком спряталась под пальцами брата.
— Ваш наряд, — тихо ответил герцог Алларэ.
— Многие погибли… — грустно произнесла Анна, потом осторожно отобрала руку, протянула ее к лицу Реми и поправила выбившуюся из-за уха прядь. — Вы должны отдохнуть, герцог. Вы спасли столицу, не губите себя.
Мари, стоявшая за плечом Анны, вылупила глаза и приоткрыла рот в кромешном изумлении. Реми вновь поймал маленькую ручку, развернул и поцеловал в ладонь, потом отпустил. Анна, кажется, не удивилась.
— Благодарю, — сказал Реми, на глазах оживая, и при этом заразительно зевая во весь рот. — Дамы, вынужден вас покинуть. Иду выполнять желание прекрасной Анны! Вам же — приятно повеселиться. Не забудьте отвезти королю мой скромный презент к ужину. Постарайтесь, чтобы его величеству досталось поменьше.
— Реми, там шесть бутылок, — улыбнулась Мио.
— Так напейтесь и начните буянить, — посоветовал брат, выходя.
Мио посмотрела на себя в зеркало, показала язык тщательно накрашенному лицу, взяла хлопковый тампон, обмакнула в розовую воду и принялась стирать со щек румяна.
— Траурное платье, Мари, — приказала она. — Немедленно!
Будет его величеству ужин с музыкантами. Мало не покажется!
Помимо герцогини Алларэ и девицы Агайрон на "скромный ужин в домашней обстановке" были позваны еще две дамы из бывших фрейлин королевы Астрид, в чьи обязанности входило прислуживать гостьям его величества, а попросту говоря — занимать места и служить гарантом приличий на то время, пока король решит покинуть общество в компании герцогини Алларэ. Анна звала этих сменявших друг друга теток "караулом в юбках". За зиму Мио перезнакомилась со всеми сменами караула. Молоденькую милую толстушку из Агайрэ, судя по возрасту — дочь кого-то из фрейлин покойной королевы, и худющую жердь ростом с короля, на редкость непривлекательную для керторки, гостьи видели уже не в первый раз.
Разумеется, обе были наряжены, накрашены и надушены, как на бал. При виде вошедших дам в темно-синих траурных платьях обе "караульные" слегка изменились в лице.
— Вы потеряли кого-то из близких? Я вам соболезную, — неуверенно проговорила жердь.
— Должно быть, до дворца не дошли известия о событиях прошлой седмицы? — Герцогиня Алларэ не видела повода смягчать тон.
— О, разумеется, дошли! Мы так скорбим… — всплеснула руками толстушка.
— Незаметно, — процедила Мио, выразительным взглядом окидывая ее наряд.
Только после этого обе гостьи уселись в кресла и принялись ожидать короля. Корзину с винными бутылками паж Мио передал пажу, дежурившему перед кабинетом. Герцогиня мимоходом сравнила мальчишек и пришла к выводу, что ее двенадцатилетний бездельник из троюродных племянников куда симпатичнее, да и одет лучше. У королевского пажа вид был покорно-глуповатый, а маленький демоненок, служивший Мио, напоминал хорошее игристое вино.
Король заставил ждать себя не меньше часа. Герцогиня Алларэ потихоньку злилась, а вслух с почти серьезным лицом рассуждала о том, что на свете существуют лишь одни точные часы: королевские, и добрым подданным надлежит поверять свое чувство времени по королю. Если его величество пригласил дам к восьми, а уже без четверти девять, но короля еще нет — следовательно, часы торопятся. К тому же все присутствующие явно пренебрегают молитвами в первую осеннюю девятину, а потому святой Иорас прогневался на них и лишил милости своего чуда: дара определять время.
Лишь его величество, добрый сын Церкви, владеет этим даром в полной мере.
Младшая дама неловко улыбалась, старшая попалась на удочку и принялась с заумным видом высказывалась в том духе, что лишь некоторым считанным людям удается определять время с точностью до получаса, а большинство может лишь отличить середину ночи от ее конца или начала, ну, или не спутать полдень с ранним вечером, и усердие в молитве тут вовсе не при чем…
Король при виде траурных платьев сделал лицо, которое герцогиня Алларэ поклялась помнить до конца жизни, как свой мрачный триумф. Мио была уверена, что вопросов не последует, — однако, просчиталась.