Дом для Одиссея
Шрифт:
– Что – нельзя?
– Ну, плохое превращать в хорошее? Без этапа высмеивания? Мне это непонятно как-то. Странные вы, русские. Носитесь со своим плохим, смеетесь над ним. В этом, что ли, смысл вашей загадочной русской души?
– Да, смеемся. И носимся. А что еще остается? Такой вот мы народ, особенный.
– Да ради бога! Будьте особенными, хоть какими! Только вот Дэна жалко.
Рейчел опустила вниз свою некрасивую плоскую голову и сердито заправила за уши тонкие редкие пряди бесцветных волос. Вовсе она не похожа на успешную жительницу Америки. Впрочем, таковой и не была. Она всего лишь жена преуспевающего американца Дейла Мак-Кинли, то бишь образцовая домохозяйка и мать пятерых его детей. Полгода назад, посчитав свою семью все-таки недостаточно полной, супруги решили усыновить русского ребенка из далекого сибирского детдома, причем выбрали самого что ни на есть доходяжного, с таким безысходно-неизлечимым букетом заболеваний,
Не растрогали нашего судью ни намертво прикипевшие к мальчику души американских усыновителей, ни их семейное многодетное положение, ни их стремление помочь болезненному маленькому доходяге, ни уж тем более распрекрасное материальное положение. Подумаешь, президент компании «Миллениум Гэс Сервисиз» мистер Мак-Кинли – что из этого? Подумаешь, владелец контрольного пакета акций. И не важно, что имущество у семьи на три миллиона долларов тянет, что дом свой собственный трехэтажный в Калифорнии имеется. И вообще, нечего тут при таких богатствах наших брошенных несчастных детей усыновлять! Непонятно потому что, сомнительно…
В общем, получили супруги полный от ворот поворот. А в решении судья свой отказ мотивировал вполне грамотно, то есть, конечно же, обошелся сущей формальностью – не соблюдены были, мол, нашими российскими чиновниками от опеки сроки для занесения Дениса Колюченкова в базу данных о детях, оставшихся без родительского попечения. Хорошая подушка для такого рода дел – ее величество формальность! Упал на нее и спи спокойно. И вашим и нашим за копеечку спляшем. Вот тут бы в самый раз «вашим», то есть возжелавшим законного усыновления американским супругам, гордо развернуться да уехать обратно в Америку несолоно хлебавши к оставшимся пятерым детям и миллионному имуществу, да они вдруг сопротивляться решили. Не хватило, говорят, духу, чтоб Дэна одного здесь оставить. Неходячего, неприятного и несчастного, водянисто-большеголового и пузато-рахитичного, который уже и улыбаться им начал, узнавая, и кривые худосочные ручки тянуть из кроватки навстречу.
Так они и вышли на Лизу, то есть на адвоката Елизавету Заславскую, которая от имени своих заявителей опротестовала решение местного суда в более высокие инстанции и через неделю должна была отбыть в Москву для присутствия на новом судебном заседании, самом последнем, все решающем. Собственно, по этому поводу они и встретились за завтраком, а не только чтобы вместе съесть яичницу и выпить по чашке кофе.
– Дэна и мне жалко, Рейчел, – грустно опустила голову Лиза, продолжив после тяжелой паузы разговор. – Он не виноват, что родился у такой матери, которая его в роддоме оставила, пила-курила всю беременность, да еще и сифилисом болела. Видно, судьба у него такая, что делать…
– Да при чем тут это? А мы с Дейлом для него что, не судьба? Нет, все-таки я никак не могу понять, почему нам отказали в усыновлении! Непонятная какая-то русская гордость: пусть плохое, но наше? Никому не отдадим? Так получается? А как же тогда с вашим Достоевским быть? Ведь именно он сказал, что ничего в мире не стоит одной слезы ребенка.
– Ну а при чем тут Достоевский, Рейчел! И нашего судью можно понять, который вам отказал. В то время как раз по каждому телевизионному каналу транслировали те ужасные события в каком-то вашем штате, помнишь? Когда усыновленного русского мальчика приемная мать убила только за то, что он молился неправильно или не слишком усердно. А она, между прочим, тоже ребенка из детдома нашего города усыновила. Знаешь, как у нас пресса любит пошипеть на ваши такие вот дела? Бедному судье тогда по полной программе от журналюг досталось за то, что он то усыновление узаконил…
– Господи, ну что ты такое говоришь! Как будто у вас таких случаев не бывает! Да сколько угодно! Просто свой грех не так воспринимается, как чужой. Люди – они же всякие: и у вас плохие есть, и у нас. Только усыновление тут при чем? У материнства национальности нет! Нельзя же сказать, что американка плохая мать, а русская хорошая. Да мы и не против – контролируйте нас хоть каждый день, мы же на все согласны и справки все предоставили…
Справок в этом деле и правда скопилось много. Даже чересчур. И переписки всяческой. Пухлый такой, увесистый том составляло это дело. Здесь были и письма родственников Дейла и Рейчел, характеризующие их как добрых и порядочных родителей, и письма от пятерых детей, с воодушевлением ожидающих нового братца, и справки, что медицинский диагноз Дениса детям усыновителей и всем родственникам известен, и справки по результатам криминальной проверки, подтверждающие, что супруги Мак-Кинли не совершали никогда и ни при каких обстоятельствах противозаконных действий, и справки, что усыновители и их дети находятся в хорошем физическом и психическом состоянии. Мало того, в деле имелось письмо-ходатайство от врачей больницы, где лечился Денис, с настоятельной просьбой о разрешении усыновления ребенка, поскольку уж кто-кто, а люди в белых халатах понимали, что для мальчика это единственный шанс еще пожить в этом мире, поскольку он в него таким горестным образом пришел. Но что толку от этих справок и писем – никто их особо не читал. Перестраховался судья, отказывая американским супругам в усыновлении. Мало ли как все повернется да как на это решение общество посмотрит? Благо формальные основания для отказа под рукой оказались – спасибо нерадивым чиновникам от опеки, пропустившим срок для внесения документов по несчастному Денису Колюченкову в базу данных для усыновления.
Ничего этого Лиза вслух, конечно же, не произнесла. Вздохнула только. Какие ж они упертые, эти американцы! Вот подавай им больного и неходячего Дениса Колюченкова, и все тут. Она, кстати, тоже не понимает этой упертости. Да чего там – самого стремления к усыновлению. Своих пятеро – зачем еще? У нее, например, вообще ни одного нет, и слава богу, она совсем не страдает. Мало того, даже переживаний как таковых по этому поводу не понимает. В жизни и без того много разных событий, из-за которых пострадать можно, зачем же самому себе еще и создавать их искусственно? Не понимает она этого яростного стремления к усыновлению. Хотя, впрочем, и не должна. Ее дело – клиента ублажить, как той девушке самой древней профессии. И получить с него вовремя деньги за хороший, то бишь направленный в его пользу, юридический результат. А всякие сопутствующие ему страдания да переживания лучше до себя не допускать, и тему эту животрепещущую не обсуждать. Не залезать со своим уставом клиенту в голову, как говаривал старик Заславский. Раз такие упертые, значит, им так надо. А для нее есть одно основное правило – клиент всегда прав. Только вот неизвестно, чем дело закончится. Через неделю назначено по нему самое «распоследнее», самое решающее и окончательно-бесповоротное рассмотрение, аж в Президиуме Верховного суда…
– Лиз, я поеду с тобой в Москву? Завтра Дейл прилетает, вместе бы и отправились!
– Нет, Рейчел, ни к чему это. Одна съезжу. Я же ваш законный представитель. Все, что надо, сама скажу. Я знаю, что и как. Ты же мне доверяешь?
– Да, конечно. Но ведь ты скажешь, что мы не виноваты? Что это ваши чиновники не донесли вовремя куда-то там нужную бумагу…
– Да. Конечно, скажу. Обязательно.
А что, и скажет. Хотя кого она этим удивит? Никого. Про чиновников – это уже отдельная история, с прологом и эпилогом. Тут уж никакого писателя-сатирика Майкла-Михаэля не хватит, чтоб сюжет этот красиво и смешно рассказать.
Сразу после суда, на котором супругам Мак-Кинли было отказано в усыновлении, данные по Денису Колюченкову волшебным образом все-таки поступили в банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, и тут же чиновники от опеки начали в ускоренном темпе «принимать меры» по устройству Дениса на воспитание в российскую семью. Однако, как после уточнялось в отчетах чиновников, «возможности такого устройства, к сожалению, не представилось». Надо же – к сожалению! Цинизм какой! Лиза прямо-таки представляла, как семейным парам, желающим взять на воспитание ребенка из детдома, демонстрируют маленького трехлетнего Дениса, с трудом к этому возрасту научившегося стоять в кроватке и держать свою большую водянистую голову на тонкой шейке.
– Рейчел, неужели Дэну и впрямь можно помочь? Что-то не верится… – задумавшись, тихо произнесла Лиза и тут же пожалела о сказанном. Ведь не раз и не два попадала в эту ловушку, потому что американка могла часами взахлеб трещать на эту тему, не замолкая ни на минуту – могла выдавать абсолютную информацию обо всех многочисленных медицинских диагнозах усыновляемого русского ребенка и существующих методах лечения. Она знала все последние новинки в этой области, изучила условия американских клиник по приему таких детей на лечение, и даже определенная сумма денег по ее настоянию была отложена супругом на отдельный, специально открытый для Дэна счет, банковскую выписку с которого он и должен был завтра привезти.