Дом духов
Шрифт:
– Она нуждается в небольшом одолжении, – сказал Кальвино.
Пратт поднял руку.
– Тайм-аут, – произнес он. – Ты хочешь сказать, что это ты нуждаешься в небольшом одолжении. – Затем стер с ладони гнилую древесину и полез в карман.
– Откуда ты так много знаешь о Кико? Тебе полагается учиться рисовать у мастера, – сказал Кальвино. – Мани пора начать о тебе волноваться.
Полковник улыбнулся, услышав имя жены. Он знал, что Мани из тех женщин, которым никогда не было нужды держать мужа в ежовых рукавицах.
Пратт вручил Кальвино конверт с адресом полицейского управления в углу. Винсент достал письмо и прочел его. Оно было написано на официальном полицейском бланке, на английском и на тайском языках: Винсенту Кальвино следовало оказывать всяческое содействие в осмотре останков мистера Бена Хоудли, британца по рождению, обеспечить ему доступ в квартиру покойного и к его вещам, ему предоставлено право допросить подозреваемого. Он догадался, что Ратана позвонила в кабинет Пратта и поговорила с его секретаршей, которая передала ее просьбу шефу. Такая цепочка событий была вполне возможной. Личные связи с их взаимоотношениями, переплетающимися паутиной, внешне напоминали кубик Рубика. Но для тех, кто понимал игру, эти детали укладывались в единую схему.
Пратт уже прошел полдороги обратно к студии.
– Тебе нужны еще какие-нибудь небольшие одолжения? – спросил он, оглядываясь на полпути между квианом и раздвижной стеклянной дверью.
Губы Кальвино раздвинулись в улыбке.
– Да, нанеси немного красок на свой холст. Белое – это белое, и только. – Когда полковник повернулся к студии, Винсент показал Кико поднятые большие пальцы.
Их с Праттом дружба началась еще в Нью-Йорке. Они болтались в Виллидже [10] , слушали джаз в клубе «Блю Ноут» или пили в одном и том же баре в подвале, где Пратта иногда удавалось уговорить поиграть на саксофоне. Однажды Кальвино выручил его из беды. Через шесть месяцев после приезда в «Большое Яблоко» у Пратта возникла большая проблема. Это было его первое знакомство с опасностями жизни в иностранном государстве. Отец Пратта был высокопоставленным гражданским чиновником. У его семьи имелись связи в королевской семье. Тайцы, которые рождались с привилегиями и высоким положением в обществе, нелегко приспосабливались к такому городу, как Нью-Йорк, где почти ни у кого нет преимуществ, данных при рождении. Поэтому воспитание Пратта не подготовило его к появлению в его квартире в два часа ночи пары типов из триады Чайнатауна, коротко стриженных, в костюмах от «Брукс бразерз» и итальянских туфлях, которые попытались на него наехать.
10
Имеется в виду Гринвич-Виллидж, район Нью-Йорка.
Они сказали Пратту, что его выбрали для перевозки наличных денег – примерно сотни тысяч в долларовых купюрах – в Бангкок, откуда он должен вернуться с героином качества номер четыре. Началась потасовка. Пратт избил их обоих до полусмерти после того, как один из них оскорбил монархию. Он редко выходил из себя. Он понимал, что совершил ошибку. Через несколько дней Пратт пошел вместе с Кальвино в Виллидж. В клубе он играл на саксофоне с глубоким чувством. Настоящий грустный джаз, говоривший: «Я по уши в дерьме». Позднее Кальвино спросил, что его беспокоит. У неулыбчивого тайца были серьезные проблемы. Он рассказал ему эту историю. Пратт обратился в посольство. Они ничего не сделали. Он обратился в полицию; они заполнили какие-то бумаги и сказали ему позвонить, если будут еще проблемы. Кальвино позвонил своему дяде – старшему брату отца, – который пил дешевый джин и пукал, играя в шахматы в ресторанах со столиками на тротуаре в Маленькой Италии. Парни дяди перешли Ченнэл-стрит и посидели с вожаком триады, старым толстым китайцем с длинной белой козлиной бородкой. Бандиты триады вернулись в квартиру Пратта после этой встречи и избили его. Через два дня оба бандита исчезли, а позже их нашли в мешках для мусора в озере Спринг, штат Нью-Джерси. Как по волшебству, китайские гангстеры испарились, уползли обратно в канализацию, задвинув на место крышку люка над головой.
На улице Кальвино думал о письме Пратта. Оно откроет двери и заставит некоторых удивленно поднять брови. Пратт по-настоящему рисковал, написав такое письмо. Тайцы любят работать по формуле. Есть лишь один способ что-то сделать. Никто не рискует сделать иначе. Можно потерпеть неудачу и потерять лицо. Где-то в процессе жизни Пратт открыл способ вырваться за рамки мышления формулами. Это не завоевало ему друзей. Попади это письмо не в те руки, оно могло бы вызвать у некоторых не те мысли.
Спрашивать, есть ли в Таиланде коррупция, – все равно что спрашивать, есть ли в пекарне тесто. Пироги и торты не валятся с неба, как и сделки и контракты. Но любой, кто скажет, что все полицейские Бангкока продажные, не знает, о чем говорит. В Бангкоке есть свои коррумпированные полицейские – так же как в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Лондоне и Париже. Это сопутствует пониманию того, каким плохим может стать положение на улицах. Систему спасают такие копы, как Пратт. Такие копы никогда не выпили ни чашки бесплатного кофе, знают свое дело, знают, что такое хорошо и что такое плохо, и обладают неким внутренним ощущением, что, работая в мундире, он может сделать этот мир немного лучше. Такой коп будет рыть землю, потому что знает, что не бывает такой вещи, как «простейшее убийство» в обществе экспатов Бангкока.
Кальвино прошел назад по Сукхумвиту, нашел прилавок с лапшой и заказал миску лапши с курицей за десять батов. Присыпал сверху перцем и луком, понюхал горячий пар, поднимающийся над супом. Под грохот несущихся мимо машин заказал маленькую бутылочку «Меконга». Он ненавидел осматривать труп на пустой желудок. Расправился с лапшой, заказал рис с красной свининой под густым коричневым сладким соусом и прикончил бутылку «Меконга».
Его пропотевшая одежда прилипла к телу. Одна из профессиональных опасностей ношения оружия в Бангкоке заключается в том, что нельзя снимать пиджак. Сорочка прилипает к животу, и ты чувствуешь тяжесть револьвера, трущегося о мокрую поверхность кожи под мышкой. Можно определить, оставил ли парень свое оружие в шкафчике раздевалки. После тренировки он выходит из душа с красной татуировкой сыпи в форме полицейского револьвера тридцать восьмого калибра под мышкой.
Глава 4
Духи фарангов
Полицейский госпиталь и Главное полицейское управление занимали длинный ряд зданий, тянущихся вдоль западного края Ратчадамри-роуд и продолжающихся за углом на Рама I. На противоположной стороне Ратчадамри стоял отель «Гранд-Эраван» и святилище под названием «Эраван». По слухам, это святилище особенно любили водители такси, проститутки и частные сыщики – люди, клиенты которых были ненадежными, всегда спешили и торговались о цене оказанных услуг. Тело Бена Хоудли хранилось в морге полицейского госпиталя.
Такси высадило Кальвино рядом со святилищем. Туристический автобус как раз высадил небольшую армию тайваньских туристов, к груди каждого из них была пришпилена маленькая карточка в пластике с именем. Они маршировали по двое и несли курительные палочки, свечи и гирлянды из орхидей. Кальвино перебежал на другую сторону Ратчадамри, увернувшись от красного автобуса № 25, полдюжины тук-туков и мотоциклов и быстро несущегося цементовоза с пыльными, потрепанными наклейками с изображением Клинта Иствуда и словами «Не обгонять!» на брызговиках.
На пересечении улиц Ратчадамри и Плоенчит старый Бангкок почти не сохранился. Полицейский госпиталь пережил реконструкцию квартала. Это был длинный ряд старых построек в стиле 30-х годов XX века, характерных для Юго-Восточной Азии. Торговцы едой, разносчики и слепые продавцы лотерейных билетов суетились в коридорах, образованных этими зданиями. Кальвино прошел по длинному залу, где пахло чесноком, мочой и больничными постелями. Тюрьма запахов смерти. В палатах были длинные ставни из деревянных реек. Потолочные вентиляторы с деревянными лопастями вращались со свистом, гоняя горячий, плотный воздух. Двадцать или тридцать пациентов сидели на кроватях и играли в карты. Другие спали, свернувшись в позе зародыша на жаре. Простыни сбились во влажные холмики. Мимо Кальвино прошла палатная сиделка в белой униформе, толкая тележку с едой. Не подняв глаз, когда он окликнул ее, она исчезла в недрах отделения. Другая медсестра прошла с подносом таблеток; похоже, ей было жарко, она устала и была раздражена. Она узнала его по последнему визиту в морг.