Дом горячих сердец
Шрифт:
С бешено колотящимся сердцем я подношу руку к вину принцессы и бросаю туда кристаллики правды, как вдруг из её рта вырывается смех, и она делает взмах рукой. Вино плещется через край.
Я прикидываю, сколько там ещё осталось — три глотка — и начинаю переживать, что соль может не успеть раствориться.
Когда Эпонина снова откидывается на подушки, она встречается взглядом с Диотто и ухмыляется.
— Я так поняла, здесь особенно нечего укорачивать.
Таво вздрагивает, и, хотя я определённо ненавижу этого мужчину, я чувствую некоторую
— Я нечасто радуюсь тому, что родилась женщиной, учитывая пренебрежительное отношение к нашему полу, но нам хотя бы не надо беспокоиться о том, что находится у нас между ног.
Лицо генерала становится такого бордового цвета, который кажется даже ярче цвета его глаз и волос и почти совпадает с цветом его униформы.
Чтобы избавить его от страданий, я поднимаю бокал.
— Я хотела бы предложить тост.
Я жду, когда Эпонина и Сиб поднимут бокалы, а затем зову Катриону по имени. При звуке моего голоса она дёргается, и украшения на её парике звенят.
— За женщин, которые делают дни насыщеннее, а ночи ярче.
— Какой милый тост.
Эпонина подносит бокал к губам.
Жилы на моей шее напрягаются, когда её ноздри раздуваются. Может ли она почувствовать запах соли?
Я хочу перевести взгляд на Сиб, но не могу отвести глаз от Эпонины, которая так и не сделала глоток. Давай же. Давай же. Моё сердце начинает дрожать, как и всё моё тело. Давай же, твою мать.
Когда она резко поднимает на меня глаза, кровь отливает от моего лица.
Она знает…
О, боги, она знает.
Она запрокидывает бокал и пьёт. А когда облизывает губы, её нос морщится.
Ну, хорошо, вероятно, до этого она не знала, но теперь точно должна всё понять.
Она протягивает бокал Таво, и кольца на каждом из её пальцев сверкают.
— Поменяйте мне бокал, Диотто. Змеи налили мне в этот морской воды.
Если она действительно думает, что это змеи подсыпали ей туда соль, то почему она так пристально на меня смотрит?
Когда он забирает у неё бокал, она снова откидывается на подушки и начинает поглаживать кисточку одной из них.
— Тебе лучше задать все свои вопросы, пока эффект не прошёл.
Моё сердце резко замирает.
— Мне жаль.
— Разве?
— Да. Я не люблю выбивать из людей секреты, но я не могу ждать ещё неделю.
Я провожу языком по губам, после чего понижаю голос так, чтобы меня могла слышать только она.
— Где моя бабка?
— На Шаббе.
Я вздрагиваю, пока до меня не доходит, что она говорит о бабушке.
— Мириам. Я имела в виду Мириам.
Она сгибает палец, и, хотя я бы предпочла держаться на расстоянии, я придвигаюсь ближе.
— Близко.
— Насколько близко?
Мой голос вибрирует, как и всё моё тело.
— В Люсе.
— Но где?
Моё сердце успевает издать шесть ударов перед тем, как её рот, наконец, произносит слова, которые укрепляют
Нет. Я должна отправляться на запад, туда, где раскинулись пляжи и джунгли, в земли, которыми правят женщины, носящие ту же фамилию, которая, как я считала, принадлежала и мне тоже. А я-то надеялась, что никогда больше не увижу ужасную Ксему Росси…
Всё ещё не в силах поверить в то, что моё возвращение в Люс не было напрасным, я касаюсь колена Эпонины и говорю:
— Я прослежу за тем, чтобы ты получила то, чего желаешь.
Я отодвигаю подальше свою ненависть к Лоркану и мысленно передаю ему признание, которое я выбила у Эпонины.
«Ксема Росси прячет Мириам».
Я не ожидаю ответа в духе «Молодец, птичка!», но я надеюсь получить от него хоть что-то. Например: «Я отправлю своих птиц, чтобы проверить её заявление». И когда никакой ответ не проникает мне в голову, я понимаю, что его здесь, должно быть, вообще нет, и… какое-то странное чувство начинает разъедать мою радость.
— Ты останешься на обед теперь, когда получила то, зачем пришла? — вопрос Эпонины заставляет меня отвлечься от мыслей о Лоре.
Я призываю всю свою радость, которую я больше не испытываю, хотя, как она сказала, я получила то, зачем пришла. И почему радость так мимолетна?
— Мне ничего бы так не хотелось, как пообедать с будущей королевой, если, конечно, вышеупомянутая королева всё ещё желает разделить со мной трапезу.
Её рот расплывается в улыбке.
— Поворачивай направо!
Мой лоб хмурится, потому что, если мы повернём направо, то попадём в Тарелексо.
— Я хочу посмотреть на то, как живёт другая половина Люса. Где ты жила.
Я напрочь забываю про свой стыд и раздражительность, потому что я не была у себя дома с тех пор, как Данте пообещал мне восстановить его.
Но сделал ли он это?
И что будет со мной при виде моего дома, если это не так?
ГЛАВА 42
Несмотря на то, что большая часть лица Эпонины скрыта под маской, от меня не укрывается то, как её губы начинают слегка кривиться, когда мы углубляемся в воды Тарелексо, где дома стоят гораздо плотнее, прижимаясь друг к другу словно уставшие дети.
— Ты первый раз в Тарелексо? — спрашивает Сибилла у принцессы из Неббы.
— Да.
Её ответ меня не удивляет, потому что чистокровные фейри стараются держаться подальше от Тарелексо. Похоже, их острое обоняние не способно справиться с грязной водой в каналах, пронизывающих наши острова.
— Здесь… очень красочно.
Так и есть. Хотя штукатурка на стенах осыпается и выцвела, наши дома напоминают палитру художника. Когда я следую за траекторией её взгляда, я понимаю, что она говорит о постиранном белье, которое колышется на лёгком ветру.