Дом горячих сердец
Шрифт:
Янтарные глаза мужчины вспыхивают красным цветом в тон фонарю, который освещает набережную.
— Невеста Данте попросила тебя сесть рядом с ней.
— Это честь для меня.
Я обхожу мягкую лавочку, на которой сидит Катриона с застывшей спиной, и падаю на диванчик треугольной формы, украшенный золотыми подушками, на которых расположилась будущая королева Неббы — если всё пройдёт хорошо, — или Люса — если всё пройдёт плохо.
То количество золота, которым расшито её зелёное платье, придаёт дорогой атласной ткани зеркальный блеск.
— Прошу прощения.
Она смотрит на меня поверх бокала, и хотя я встречалась с Эпониной всего пару раз, я считываю по её взгляду, что Данте не доверяет нам, раз он отправил с нами своего генерала.
Я чувствую на себе взгляд Сиб, когда она ступает в гондолу и садится рядом с Катрионой. Я не смотрю в её сторону, отчасти из-за раздражения, а отчасти из-за того, что я полностью сосредоточилась на пальцах куртизанки. А точнее на пуговицах, растянувшихся от её пупка до самой шеи, которые она теребит. А я-то ожидала, что она наденет шикарное цветастое платье, украшенное множеством драгоценных камней и блёстками. И хотя её чёрное платье сделано из тисненого бархата, оно ещё более консервативное, чем те платья, что носили наши школьные учителя.
— Я не знала, что только серебряный цвет подходит к черному, — говорю я, в то время как Эпонина и Сибилла обмениваются любезностями.
Когда Катриона хмурится, я указываю на её платье.
— Я хотела надеть красное.
Её по обыкновению блестящее лицо выглядит бледным в лунном свете.
— Тогда я думаю, что нам стоит поменяться. Серебряный цвет больше подойдёт к моему платью.
— Слишком поздно.
Её пальцы отпускают пуговицы платья, сделанные из чёрного жемчуга, и она складывает руки на груди.
— Мы уже на людях.
Как удобно…
— Мы всё ещё пришвартованы к берегу. Нам хватит минуты, чтобы поменяться.
— Нет.
Она не выкрикивает свой ответ, но он вырывается у неё изо рта почти со злостью.
Ну хорошо… Я решаю не давить, чтобы не устраивать сцену. Катриона только ещё больше забьётся в угол, если в дело вмешается Эпонина. Не то, чтобы Эпонина слушала наш разговор. Она смеётся над чем-то, что сказала моя подруга, которая мне не доверяет, и что я пропустила мимо ушей.
Ворота, ведущие в сад Антони — а точнее в парк — звенят за спиной Ифы. Когда она запирает их, её лицо обращается к небу, и она кивает. Может быть, Лоркан уже здесь, или она кивнула Кольму?..
Я крепко сжимаю губы, потому что она не в обличье птицы, а значит вороны не могут с ней общаться. Только у Лоркана есть такая способность, поэтому он, должно быть, здесь. Но если это так, то разве он не должен приказать нам закончить эту миссию, на которую он в принципе не соглашался?
И всё же я осматриваю темноту в поисках знакомых золотых точек, но не нахожу ни глаз Лора, ни гигантской птицы, кружащей над нами. Я опускаю глаза, не пытаясь связаться с ним мысленно, и смотрю на Ифу, которая садится в лодку. Судно покачивается, и она теряет равновесие, но хватается за лакированный борт. Услышав вереницу гортанных звуков, сероглазый гондольер застывает, точно весло, которое
Он, должно быть, понял, что на борту находится ворон.
Бусины на чёрном головном уборе Эпонины звенят, когда она откидывается на спинку.
— Диотто, принеси моим друзьям вина.
Генерал напрягается, очевидно посчитав, что это ниже его достоинства. Но белозубая улыбка, которой одаривает его Эпонина, говорит о том, что именно по этой причине она приказала ему это сделать. Конечно же, это добавляет ей веса в моих глазах.
И хотя мне не очень хочется алкоголя, я очень хочу посмотреть, как этот рыжеволосый фейри прислуживает мне.
Я получаю ещё больше удовольствия, когда лодка покачивается, и вино расплёскивается на его руку и пропитывает рукав бордового цвета. Он вскидывает голову и начинает осыпать оскорблениями гондольера, который слез с левого борта гондолы.
— Змей.
Воздушный фейри кивает на вздымающуюся воду.
Я разворачиваюсь и заглядываю за борт. В прозрачной воде под нами сверкают два чешуйчатых зверя — один синий, как моё платье, а другой такой же розовый, как парик Сиб… и со шрамами.
Мне хочется запустить пальцы в воду, но мы специально надели маски, чтобы сохранить нашу анонимность. И поскольку ни один чистокровный фейри не будет в здравом уме засовывать руки в море, я оставляю их лежать на своём мягком сидении.
— Лучше бы этим тварям не раскачивать нашу лодку снова.
И хотя Таво говорит это тихо, угроза в его словах разрезает темноту, освещённую фонарями, и достигает моих ушей.
— Если ты коснёшься их хотя бы пальцем, Диотто, — бормочу я достаточно громко, чтобы он мог услышать, — или поразишь их своей магией, я прослежу за тем, чтобы тебе укоротили какие-нибудь жизненно важные органы. Стальным клинком.
После моей угрозы наступает тишина.
Но затем губы Диотто приподнимаются в мерзкой улыбке.
— Попробуй только пырнуть меня или натравить змея, и я проткну твоих дружков обсидианом. Так что на твоём месте я был бы аккуратнее с угрозами. Если только ты не хочешь начать войну. Я думаю, это очень порадует Алого ворона. Тогда он сможет стереть с лица земли наш вид и назвать это местью.
— Фэллон, я отнести тебя домой. Пожалуйста.
И хотя вокруг темно, я замечаю клубы чёрного дыма, который поднимается из-под красного шёлкового плаща Ифы.
— Ne. Fas.
Нет. Пока не надо. Когда она слышит мой ответ на её языке, её глаза округляются под маской.
Отойдя от шока, она бормочет:
— Rikhda gos m’hadr og mataeich le.
И хотя я понимаю не всё, я ухватываю суть, благодаря выражению «mattock le» — «убью его».
Я улыбаюсь, когда Таво обходит скамейку и протягивает мне бокал, наполовину заполненный вином. Ифа выхватывает бокал из его пальцев, напугав генерала, который так быстро одёргивает руку, что я ожидаю увидеть на ней кровоточащие царапины. К несчастью, его кожа не повреждена.