Дом и война маркизов короны
Шрифт:
— За этим я и пришел сюда, чтобы выручить вас, о гномы! И сделал бы это безо всяких подарков. Но — кто такая она? Цуцыриха? Медведица?
Наконец к Вавуру вернулось самообладание. Он опять растер бородой мокрое от слез личико и выдохнул:
— Щура.
— Щура??? – Хоггроги чуть было не рассмеялся от удивления, но удержался даже от улыбки. — Как это — щура? С каких это пор она вам достойная угроза? Щуры же сами вас боятся?
— Да, они нас боятся! — Гномы дружно закивали разноцветными шапками, заулыбались было, но… вспомнили ужасное — и опять в слезы! Да что у них там такое???
— Объясни ты, почтенный Вавур. А они пусть помолчат.
— Гномы! Молчите. Все молчат! Все стойте безмолвно, а я буду говорить, вот ему.. Г-ха…
Рассказ Вавура
— Как дракон!
— Ну уж, как дракон…
— Да! Огроменная! Гномы, правильно я говорю? — Гномы, вслед за Вавуром, забыв, что они должны соблюдать молчание, загалдели, запищали, руками и прыжками показывая, какая огромная эта щура… Вавур спохватился, опять приказал всем молчать и продолжил, а вернее закончил рассказ.
Из гномьих объяснений следовало, что щура неправдоподобно огромна, локтей двадцати в длину, всегда голодна и уходить никуда не собирается. Гномам же деваться некуда, ибо шура поселилась в самом центре их маленького обжитого мирка, и покуда они сумеют найти другое подходящее для обитание место, да покуда пророют ходы, да обстроятся — они все умрут от лишений. Оставаться — тоже нельзя, она их всех убьет, и не только она, там еще и другие щуры появились, обычные.
— Хм… Я неплохо вижу в полутьме, особенно когда глаза попривыкнут, но в кромешной тьме… У меня есть кое-какие освещальные свечи, да они коротко горят, ярко, но коротко. Поможете со светом, почтенный Вавур?
— Со светом? Поможем! У нас есть свет, да гномы? Светло будет, все видно будет… — Вавур замолчал вдруг, и борода его затряслась в рыданиях. — А она даже света не боится и хватает нас. Камдру вчера за ногу поймала и погубила!..
— Тогда — нечего рассиживаться. Пойдем, разберемся с этой тварью. Только, чур, я ее рублю, а куски от нее, всю падаль — вы сами на тачки грузите, сами в отвал увозите! — Хоггроги вовсе не был так беспечен и весел, как выказал гномам, но ему хотелось хотя бы немного ободрить и успокоить дрожащих, насмерть запуганных малышей. И это ему вполне удалось: гномы обступили его со всех сторон, визжащей и хохочущей гурьбой, да так и повели по внезапно открывшемуся ходу туда, в глубь горы, к месту битвы. На ходу они вновь и вновь повторяли слова громадины маркиза, показывали друг другу, как они будут укладывать в тачки порубленную на куски гадину-щуру… Однако, чем дальше они продвигались по подземелью, тем тише становился смех и короче словесные трели… Вавур не выдержал и уцепился рукой за край левой штанины маркиза, чтобы не так страшно было… Но он же властным окриком отогнал от маркиза других гномов, и вовремя, иначе Хоггроги и шагу дальше было бы не ступить… Наконец они вышли в огромную центральную пещеру, служившую гномам вечевой площадью. Чувство холодного и лютого страха пришло внезапно, волосы маркиза встали дыбом и едва не сдвинули на затылок тяжеленный шлем. Гномы тоже почуяли ужас и тихонечко взвыли, там за спиной…
— Свет, Вавур… дай свет. — Хоггроги постарался, чтобы сильный бас его прозвучал негромко и спокойно… это должно подействовать на гнома, он далеко не из трусов, а как раз из породы вождей. И подействовало. Гномы, повинуясь своему старшему, дружно, в один голос, запищали заклинания, пещера озарилась равномерным тусклым светом… Хоггроги подивился и восхитился древнему искусству гномов: враги — они ведь тоже бывают с магией на ты, и если колдовством свет явлен, то им же либо волшбой похожего свойства может быть погашен. А тут — погаси-ка! — если нет ни одного четкого источника! Свет тускловат, но льется отовсюду, и пока хотя бы половина гномов, затеявших это колдовство жива…
— Уа-ах, ты-ы-ы!!!
Чудовище и не подумало прятаться от ненавистного света! Вот это щура! Она даже имела наглость не нападать сразу! Гномы не соврали: локтей двадцать в ней, от хвоста до морды, и росту… Хогги прищурился слегка: угу… Ого, то есть! Под лапою у нее останки недогрызенного цуцыря! Небольшого,
Меч вроде как заерзал за спиной, словно бы требуя по-соколиному, чтобы хозяин снял с него колпачок и выпустил на охоту… Искушение сразу же прибегнуть к мечу было велико, Хоггроги понимал, что никто из предков, увидь они все это, не попрекнул бы его трусостью и жаждой легкой жизни… Но — он воин или кто?
— Все назад. Не шевелиться, не бежать, не подходить. — Должны послушаться гномы, надо чтобы они послушались…
До щуры оставалось локтей двадцать пять, вряд ли она, при своих размерах, настолько прыгуча, чтобы преодолеть все расстояние одним махом. Хоггроги метнул швыряльный нож, но он смущенно звякнул о костяной нагрудник щуры и упал. Второй нож Хоггроги уже метнул как положено, во всю мощь, с разворотом туловища, с разгибом ног, на прямой руке… Вот теперь нож въехал в поганую плоть как надо, на всю пядь, и стало примерно понятно, что можно ждать от ее брони. Щура недовольно заурчала, с обманчивой неспешностью распахнула огромную пасть, чтобы глупый враг принял ее спокойствие за неповоротливость… Не было смысла расставаться с остальными ножами, и Хоггроги мягко сдернул с пояса секиру. В правой руке секира, в левой кинжал.
Магический удар хлестнул так, что Хоггроги едва не задохнулся холодом. Вместо кинжала бы щит сюда, запоздало раскаялся Хоггроги, а он — вырядился, как против людей воевать собрался. Хорошо еще, что не берет магия маркизов Короны, очень слабо действует, к тому же и меч изрядно вытягивает в себя всю колдовскую заразу, направленную против повелителя. Чудо, что гномы умудряются уворачиваться от подобной мощи, впрочем, на то они и гномы, ребята мелкие, но крепкие…
— Не плюйся ты дерьмом, щурная скотина, не напугаешь. Лучше всего — бежать бы тебе отсюда за тысячу долгих локтей, к своей богине, по добру, по здорову…
Хоггроги говорил пустые слова, но не попусту: он начал путь к щуре и зорко следил, как она отвечает на движения и звуки, от врага исходящие. Он уже приготовил прыжок и атаку, но вдруг в мозгу его заскрипел… зашуршал… глас…
— Это тебе надобно бежать куда глаза глядят… Отступи, смертный, убегай, смертный…
Хоггроги немедленно отступил на полный шаг, но не в послушание, а чтобы выгадать мгновения для раздумий…
Это не щуры слова, щуры безмозглы. Это не от чудовища глас исходит… Никак, Умана.
— Я с тобою не в ссоре, богиня. Я чту тебя, и не мешай мне.
— Смертный, не стоит дерзить. Ты должен…
Хоггроги не стал дослушивать чужой глас в своей голове и рванулся вперед. Все получилось как он хотел: богиня, или кто там еще, начала речь, а он на середине слов ее начал атаку, тем самым застав врасплох если не щуру, то ее не менее чудовищную хозяйку. Секира ударила три раза, тяжело скрежеща о роговой панцирь чудовища, и Хоггроги успел отскочить, не задетый ни разу ни лапой ее, ни слюнявыми зубами, ни ядовитым хвостом. Вот это броня! Выходит, второму швыряльному ножу просто повезло, что он нашел мягкое место в щурином боку… Зеленоватая слизь в три ручья хлестала из посеченной морды щуры, но та и не думала отступать или умирать… Она вообще ничего не думала, на это хозяйка есть. Щура привстала на все четыре лапы и оказалась ростом почти с маркиза: один таранный удар — и хрупнут человеческие косточки, перемешаются с железной чешуей… Все равно можно будет сожрать… Щура метнулась вперед, но все-таки мозгов у нее не было, а противостоял ее тарану один из маркизов Короны, величайших бойцов и стратегов Империи: Хоггроги успел исследовать скудное на неожиданности поле битвы и отпрыгнул, полусогнувшись, под каменный козырек, в который гигантская щура и врезалась со всей дури. Врезалась, и замерла, оглушенная на пару мгновений, но маркизу Короны этих мгновений вполне хватило, чтобы вывернуться из под низкого свода и с другого бока нанести четыре чудовищных удара. Два удара на мышцы шеечелюсти, да два на грудные-плечевые. Щура стала заваливаться на левый бок, не в силах ни огрызнуться омертвевшей пастью, ни дохлестнуть до ненавистного врага шипастым хвостом.