Дом интриг
Шрифт:
Подъехав к калитке фермы, он заглушил мотор и проговорил:
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я не подъеду к самому дому? Дорожка у миссис О'Мара в ужасном состоянии, никакие покрышки не выдержат.
— Ничего, ничего. Буду вам признательна, если вы подождете меня.
— Конечно, мисс.
Я с опаской глянула на дом. Темный, настороженный, отталкивающий… Дом тайн. Невольная дрожь пробежала по телу. Наверное, я от природы сверхчувствительна ко всему, что относится к домам. Помню, еще ребенком я видела старое викторианское здание, заросшее плющом,
Миссис О'Мара, должно быть, заждалась меня, потому что не успела я подойти к двери, как та раскрылась, и я увидела хозяйку на пороге.
— Заходи, Дженни, — сказала она улыбаясь.
Я проследовала за нею в гостиную, гадая, почему она перестала обращаться ко мне официально.
— Садись.
Я опустилась в кресло, где сидела вчера, предварительно сняв меховую шубку.
— Давай я ее повешу.
Я отказалась, объяснив, что меня ждет такси и совсем нет времени.
Сегодня она выглядела совсем по-другому. Выражение лица было гораздо мягче, это заметно омолодило ее и сделало почти красавицей.
— Дженни, я хотела сказать тебе кое-что и… не знаю, как начать.
Я с ужасом заметила, как у нее подрагивают губы. Уж лучше бы она с ходу начала упрекать меня за статью в утренней газете.
— Вы так огорчены… Мне больно смотреть на это. Я знаю, что во всем сама виновата. Доверилась слепо человеку, он выдал мою тайну! Представляю, каково вам сейчас.
— Нет, Дженни, дело не в этом, ты не понимаешь… Меня вовсе не возмутило, что они напечатали заметку в газете. Просто все это заставило меня… устыдиться. Да, устыдиться! Я солгала тебе вчера.
— Вы солгали мне? Не понимаю…
Она подошла к буфету и вытащила оттуда пачку бумаг.
— Вот, взгляни.
Я увидела, что она протягивает сшитые в тетрадку продовольственные карточки военного времени. На обложке было написано имя… Сары Армитедж. Ниже стоял адрес, который был аккуратно зачеркнут, а под ним впечатано: «Отель «Маджестик Тауэр». Потрясенная, я опять взглянула на первый адрес, затем подняла глаза на миссис О'Мара и увидела… ее слезы.
— Этот… первый адрес, который зачеркнут… Там во время войны жили Лейла и Билл Ральстоны. От них я переехала в отель, и адрес на карточках вписали новый.
— То есть…
— Да, Дженни. Как я уже сказала, я солгала тебе. Я твоя мать.
Я снова уставилась на книжку карточек и попыталась прочесть зачеркнутый адрес. Действительно, по этому адресу во время войны проживали мои приемные родители. Суть происходящего не сразу дошла до меня, но, когда дошла, меня словно всю парализовало.
Через минуту, сама не сознавая, что делаю, я отчаянно затрясла головой.
— Не может быть! Вы не можете быть моей матерью! Вашего мужа звали Кеннет, а моего отца — Фред.
Она устало вздохнула.
— Моего мужа звали Фред.
— Но я же видела надпись на фотографии! — возразила я резко.
— Я сделала эту надпись за две минуты до того, как показала тебе снимок. Он не подписывал своей фотографии.
— Я вам не верю. Зачем вам нужно было делать это?
— Дженни, взгляни на это, — сказала она и протянула мне пожелтевший лист бумаги.
Я взяла его в руки и увидела, что это брачное свидетельство, где записано, что Фредерик Джон Армитедж берет в жены Сару.
— А вот мое военное удостоверение, несколько писем от твоего отца и еще письмо от Лейлы, которое она написала мне много лет назад. Надеюсь, ты узнаешь ее почерк.
Мне не нужно было долго всматриваться. Я бы узнала почерк приемной матери из тысячи других. Теперь я поняла, что Сара О'Мара говорит правду. Но я не чувствовала радости. Во мне закипала ярость.
— Зачем же вы солгали мне? Почему вы прогнали меня, заверив, что я не ваша дочь?
Слово «дочь» далось мне с трудом.
— Я не могла вчера сказать тебе правду, Дженни. Я испугалась. Испугалась того, что ты подумаешь обо мне. Испугалась твоего презрения… Я всегда была очень слабым человеком.
Мне не очень-то верилось в это. В чертах ее лица чувствовалась воля, особенно в твердом подбородке.
Словно догадавшись о моих сомнениях, она добавила:
— Я всю жизнь бежала от трудностей. От самой жизни. И в конце концов похоронила себя заживо в этом глухом месте.
— Вы… Вы боялись сказать мне правду? — вскричала я в отчаянии.
— Когда ты назвалась моей дочерью, я не почувствовала прилива счастья. Меня захлестнули чувства собственной вины перед тобой и стыда. Да, вины и стыда. Ты приехала в Балликейвен, чтобы разыскать меня, а я… Я никогда не старалась найти тебя, связаться с тобой… Больше того, все эти годы я старалась обмануть самое себя. Я говорила себе, что тебя не существует, и иногда почти искренне была уверена в этом. Но твой приезд заставил меня посмотреть в глаза истине. Обнажил чувство вины, с которым я жила все эти долгие годы…
Наверное, я должна была что-то почувствовать в эту минуту: сочувствие, горечь или, наоборот, счастье. Но я ничего не чувствовала. Эта несчастная женщина казалась мне какой-то ненатуральной, кукольной.
— Вчера я весь день после твоего ухода пыталась собраться с силами, позвонить тебе и сказать правду, но я не могла… Только сегодня утром, когда я прочитала в газете эту статью, до меня наконец дошло, что ты мой ребенок и что… и что я второй раз в жизни повернулась к тебе спиной.
Она коснулась моей руки, которую я тут же инстинктивно отдернула. В глазах ее отразилась боль, она отвернулась.
«Почему, — спрашивала я себя, — она решила рассказать мне правду только после того, как прочитала эту злосчастную статью? Может, из-за того, что там говорилось о моем наследстве? Может, ей что-то нужно получить от меня?»
Я ужаснулась собственным мыслям и попыталась отогнать их.
— Почему вы так внезапно исчезли? Почему заставили всех думать, что вас нет в живых? — требовательно спросила я.
Она вновь посмотрела мне в лицо. Щеки ее блестели от слез, но мне не было ее жалко.