Дом, который построим мы
Шрифт:
Веселуха наслушался своих речей, да и кувшин был полон, - директор замолчал. Это был как бы заочный спор с Джеком Мортарой, со всеми героями-ковбоями, игроками, циркачами и прочими авантюристами. Никто больше не заставит меня играть в ваши игры!
– так хотел сказать Ян Веселуха. Я достаточно врос в землю, чтобы расти выше облаков, не сходя с места!
– это хотел он сказать. Очень хотел! Но не мог, потому что знал: не перепрыгнув, не говори "гоп". А он еще не перепрыгнул. Он еще летел в кромешной глубине, раздвигая руками время, как воду.
– А что Тугин, - начал было Рябинин, и тут зазвонил телефон.
–
– Тебя! Кабинет-министр Ферг.
Веселуха взял трубку и некоторое время тоже слушал, округляя глаза в точности как Алиса. Потом Веселуха положил трубку. Он сдвинул брови и стал строг.
– Тихо!
– сказал Ян Владиславович.
– Я должен ехать - проститься со своим Президентом.
– Как?
– закричали соратники.
– Неужели Мортара задел его так сильно?!
– Если человек не хочет жить, - мрачно сказал Веселуха, надевая пальто, - ему не поможет ничто.
Веселуха взял шляпу и ушел в ночь; а соратники сидели еще некоторое время как громом пораженные, положив руки на стол.
– Да что за елки-палки!
– воскликнула расстроенная госпожа Денежкина. Не дадут человеку наукой заняться!
– Я так понял, - поднял голову Рябинин, - что наш Президент хочет помереть и вручить власть над страной Яну?
– Совершенно верно, - кивнул Паша Ненашев.
– Потому что для всего мира после этих спекуляций нет Российского государства, а есть Корпорация Россия, как есть Корпорация Америка. А Веселуха этого совершенно не хочет, он откажется, и вся Россия опять полетит к чертям собачьим, потому что Ян вот только что нам заявлял: "Пусть, кто желает, - а я избегаю", и сваливал всю политику на Тугина. Принять официальный чин Веселуху не заставят даже такие обстоятельства.
– А что же делать?
– всполошилась Денежкина.
– Кто у нас есть еще, чтобы предотвратить?
– Что делать, - передразнил Рябинин.
– В глазах его загорелся огонек, как в дупле, и сучковатые пальцы схватили ситуацию за горло.
– А не дать этим олигархам провернуть все впотай! Надо подключить к делу народ. В конце концов, по стране, да и в других странах, до хрена наших приборов!
– Но что?
– медленно спросил Паша, начиная понимать, к чему клонит истинный друг народа.
– Но то!
– вскричал Рябинин суворовским петухом - и прошелся, отбивая дробь.
– Пусть народ направит всю свою волю - все свое желание - на то, чтобы Тугин остался жив! Государственного переворота не было - Тугин президент!
– А как ты будешь объяснять Айн Раф и Мортаре, что Россия и Корпорация, которую они покупали - это две разные вещи?
– Это потом!
– отмахнулся Рябинин, снял с ржавого гвоздя китайскую куртку, прожженную во многих местах искрами, и пулей вылетел в ночь.
За ним, путаясь в рукавах, бежала госпожа Денежкина, отдыхиваясь и вспоминая очереди за колбасой. За госпожой Денежкиной стелил по земле менеджер по продажам Паша Ненашев. Его хвостик то метался, когда следовал поворот, то плавно плыл под сиреневыми небесами ранней весны. За Пашей, круша тонкими острыми копытцами хрупкую сухую траву прошлой осени, скакала Алиса. Они проскакали через мостик, потом по широкой улице, потом через Лиговку и мимо Мальцевского рынка, и в уютную редакцию журнала "Специалист". Специалисты
Подельники ворвались в редакцию, шмякнулись на пол, и Рябинин завопил:
– Пренеприятнейшее известие!
– Что, война?
– ужахнулся редактор, пытаясь упрятать пузо в штаны.
– Да! Война, революция, все сразу!
– выдал Рябинин, и только когда все в редакции замолчали, оставили свои дела и раскрыли рот, производственник поведал им, что происходит.
Редактор сглотнул, потер бородку и рассудительно сказал:
– Надо спешить. Надо спешить очень сильно. Все ко мне в машину - едем к моим друзьям на телецентр.
И они поехали. Ездил редактор плохо, но очень быстро и крепко: резко тормозил, вцепившись в руль, и чертыхался, а старушки, несмотря на поздний час, так и порхали из-под колес. Наконец, впереди замаячила башня, окрашенная кубовой краской, посреди голого сада с ивовыми прутьями и остатками снега. На башне вертелись, как на елке, красные огни.
– Сюда, - позвал редактор куда-то вбок.
Там был узенький проход, деревянная дверца, и редактор, несмотря на благодать и мощь фигуры, показал тут чудеса ловкости и последовательности. Сначала он открыл ту из створок, что была придавлена пружиной, потом отвел крючок, и так, в обе створки, скользнул сам, как мяч. Потом он придержал створки с той стороны, чтобы дамы могли без лишней поспешности пройти на темную лестницу. А потом уже в прикрытую створку протиснулись Рябинин и Паша. Внутри было совершенно темно, но эта темнота была не страшная, не мрачная, а деревянная, как в чулане или внутри буфета, и пахло там малиновым вареньем.
– Куда мы идем?
– закричала Алиса, быстро поднимаясь по винтовой лестнице и ощупывая руками своды, чтобы не упасть: так получилось, что она шла первой.
– Вперед, - уверенный голос редактора вселил в них спокойствие, женщины устремились вперед, Паша Ненашев и Рябинин не стали отставать - и вот наконец впереди оказалась такая же деревянная дверца, а под ней луч неяркого света.
На этом месте редактор всех предостерег:
– Сегодня Диана дежурит, не беспокойте ее вдруг, а так интеллигентно, аккуратненько постучитесь.
Алиса постучалась, вложив в это занятие всю свою интеллигентность.
– Кто там?
– поинтересовались за дверью, и приоткрылась маленькая щелочка.
– Это мы, - проговорил редактор, - я и мои друзья из холдинга "Амарант".
– Ах, Амарант! И господин Веселуха с вами?
– дверь широко распахнулась, и, так как редактор был все-таки тучен, а коридор узок, все пятеро быстро ввалились в маленькую комнатку, жмурясь от света маленькой лампочки на стене.
Не было в той комнатке ни окон, ни телевизора, ни компьютера, а вместе с тем отчего-то складывалось ощущение, что оттуда видно всю Россию. Более того: казалось, что вся Россия сможет смотреть на того, кто сидит на этом продавленном диване. Для такого публичного места комнатка была удивительно мала и бедна. Хозяйка ее, та самая Диана, стояла посреди комнаты в красивых шерстяных носках, с зализанными белыми-белыми волосами, и приветливо улыбалась.