Дом моей мечты. Часть 2

Лебедева Алла Михайловна

– Инесс, с огнем играешь! Подкараулит этот Веня тебя в темном месте, что тогда? – забеспокоилась я. Наверное, я ханжа.

Вид сорокалетней женщины, матери трех детей, мелькающей голыми бедрами и плечами, меня угнетал. Я считаю, что внешний вид должен соответствовать возрасту. Моложавая женщина, не та, что изображает из себя подростка. Надев шорты своей дочери и отпустив челку до бровей, женщина не делается моложе. Она становится жалкой и нелепой. С моей точки зрения.

Но делать замечания Инне я, не вправе.

– Не

ворчи на меня! Я сказала ему, что работаю оператором в лесоперерабатывающем цеху. Он меня на территории ЛПК искать будет. Пусть ищет! Знаешь, Полинка, как подумаю, что мне, уже сорок, жить не хочется. Хотела, хоть на время, побыть молодой и беззаботной! Я же не думала, что этот таксист, так втюрится! – Инна одевала свой короткий белый халатик и готовилась выйти на смену.

Недавнее приключение взбодрило ее и подняло настроение.

Мой день рождения, это еще и праздник мамы. Ведь я – ее первенец.

Если мамы не было на моем празднике, я всегда испытывала чувство вины.

Павел потушил глухаря в сметане, Антон помог мне накрыть на стол. Мама пришла вместе с Ниной Ивановной Шумкиной. Мы выпили шампанское за мое здоровье, хорошо поели и стали петь песни.

Мама принесла с собой свой знаменитый желтый песенник. Но многие песни я знала наизусть.

Еще бы, ведь это песни я слушала ребенком, калачиком свернувшись на своей кровати в детской, когда на кухне собиралась веселая компания из соседей и родственников. «Запевай, Зина!» – просили гости. И мама запевала. Под звуки маминого прекрасного голоса, я засыпала в счастливом сне.

– Как дела у дяди Славы? – спросила я Нину Ивановну, когда мы стали пить чай. Ее глаза увлажнились.

– «С ним что-то случилось? Заболел?» – переспросила я, обеспокоенно. Шумкины были для меня почти родственниками. Так тесно переплелись судьбы наших семей.

– Уехал Слава… – с трудом произнесла Нина Ивановна.

Оказалось, что в тот период, когда радостный дядя Слава, наконец, привез свою престарелую мать, Серафиму Ивановну к себе в квартиру, в семье начались сложности. Дядя Слава поместил мать в отдельную теплую комнату, окна которой выходили на тенистую улицу.

Он знал, что Серафима Ивановна любит смотреть в окно и быть в курсе всех событий. Спросил: «Мама, тебе нравится эта комната?»

– Нравится, сынок! – отвечала довольная Серафима Ивановна. На этом, по мнению сына, его хлопоты были закончены.

Он уехал в командировку, в далекую Ливию, куда набирали опытных гидростроителей.

На кухне оказались две хозяйки.

Серафима Ивановна за свою долгую жизнь, а ей исполнилось 76 лет, привыкла управляться с хозяйством по своему. Она считала, что ее невестка сразу должна уступить ей место и выполнять ее указания.

Как никак, она заметила, что вся семья живет на средства, заработанные ее сыном.

Несмотря на перенесенный инсульт, Серафима Ивановна больной себя не считала. Посидев в своей комнате, несколько дней, старушка заскучала.

Она, хромая и охая, встала к плите и стала готовить свои знаменитые вареники с капустой.

– Чего расселась? Покроши капусту и пожарь с луком! – скомандовала она невестке. Амбициозная Нина Ивановна, обладающая гордым нравом возмутилась: «Кто их будет есть ваши вареники? Мы с Машей на диете!»

– Довела девку, она страшна, как кощей бессмертный! Ребра торчат из спины! Да, еще лицом, вся в тебя, такая же рябая! Ладно бы удалась в моего Славика, давно бы вышла замуж! А, так…– старушка махнула рукой и сама стала лепить вареники своими старческими негнущимися руками.

Ей хотелось стать в семье незаменимой, нужной, необходимой.

Через месяц младшая внучка Марина, по домашнему, Маша, закатила бабушке скандал. Марина жила в том же подъезде, этажом ниже.

Нина Ивановна, устав от сожительства со свекровью, спускалась к дочери и изливала ей душу. Бабушка, которую Марина видела редко, была ей почти чужим человеком. Поэтому она встала на защиту матери.

Один раз конфликт достиг такого накала, что Марина ударила бабушку по лицу. Это произошло на глазах Нины Ивановны.

Но она не остановила свою дочь, злорадно наблюдая, как свекровь ударилась о стенку. Старушка стала бояться свою внучку и пряталась от нее в комнате.

От удара один глаз Серафимы Ивановны заплыл синим отеком. Старушка пролежала два дня на кровати без еды и воды.

Но затем встала и побрела на кухню, стряпать блинчики.

Она простила внучку и решила помириться с невесткой.

Но к ее блинчикам никто не притронулся. Обеды и ужины, заботливо приготовленные Серафимой Ивановной, демонстративно сливались в унитаз, выбрасывались в мусорное ведро.

Старушка замкнулась, перестала выходить из комнаты и тихо плакала, в ожидании своего любимого Славика. С ней никто не разговаривал.

Однажды Серафима Ивановна решилась спуститься с третьего этажа и посидеть на скамеечке, возле подъезда.

Там она нашла благодарного собеседника и родственную душу, в лице активной Евлампии Егоровны, старшей по подъезду.

Евлампия Егоровна была на десять лет моложе Серафимы Ивановны, но с большим воодушевлением слушала новую подругу.

Кроме того, подозрительное пятно под глазом у престарелой женщины говорило само за себя.

Через неделю весь дом узнал, что в тридцать второй квартире, хозяйка измывается над престарелой свекровью, моря ее голодом и угрожая расправой.

С Ниной Ивановной и Мариной перестали здороваться соседи.

– Не стыдно? Издеваться над беззащитной старушкой? Думаете, мы на вас управу не найдем? – спрашивала их Евлампия Егоровна при каждой встрече.