Дом на цилиндрах
Шрифт:
Мой взгляд скользнул по рядам книжных полок, забитых внушительными собраниями сочинений, которые смотрелись абсолютно неуместно в этом простеньком доме. В воздухе, помимо гари, чувствовался явственно различимый запах свежего дерева, и у меня невольно создалось впечатление, что всё, окружающее меня, выстроено совсем недавно, — скорее всего, именно под то, что ждёт нас в самое ближайшее время. Потом я посмотрел на стену слева и чуть не вскрикнул: над переливающейся в свете лампы тумбой висела фотография, с которой сквозь разбитое стекло на меня смотрела Ада.
— Кто это? — выдохнул я и показал отяжелевшей свободной рукой на портрет.
— Именно она, Оксана. Что, произвела впечатление? То-то и оно, а в жизни, поверь, вообще чудо. Представляешь, когда меня сюда привезли, и я в первый раз вошёл в дом, то сразу увидел, что он здесь повесил, словно измываясь
— Думаю, с этим мы как-нибудь попытаемся разобраться, — вздохнул я, отмечая про себя, что надо подкорректировать свой предстоящий рассказ обо всём произошедшем, исключив из него взрыв семьи Николая, а вместо Оксаны описать какую-нибудь абстрактную Аду.
Судя по тому, как она сыграла свою роль и нехорошей улыбочке врача, скорее всего, шансы встречи Андрея с любимой равны или чрезвычайно близки к нулю. И всё-таки есть надежда, которой ни в коем случае нельзя лишать человека, тем более в тех непонятных и непредсказуемых обстоятельствах, в которых мы невольно оказались. Тут же я почему-то вспомнил о Виолетте и задался вопросом: что сделал с ней Хельман? Убил или, подобно дочке Жени, где-нибудь бросил? Скорее всего, оба варианта здесь отпадали — не для того он так старался с моей фотографией, а потом отбивал её у сопровождающего милиционера. Наверное, всё-таки с ней нам ещё судьба свидеться, и мне сейчас почему-то хотелось этого больше всего на свете.
И тут сквозь какую-то пелену я увидел улыбающуюся, протягивающую мне руку Виолетту, словно она догадалась о моих мыслях и решила появиться, чтобы утешить. На девочке было надето красивое светлое платьице, а волосы заплетены в витиеватые косы. Откуда-то сверху вроде бы ещё различались слова Андрея, но я не мог понять их смысла и не имел желания возвращаться сейчас к нему. Позже у нас будет масса времени всё обсудить, а сейчас я хочу видеть сон, и вполне это заслужил. Вокруг всё закружилось, я почувствовал, как дышу полной грудью, окунув по локоть руки в звенящий, сверкающий на солнце ручеёк. Моих пальцев что-то касается. Ну, конечно же, рыба! Именно такая, как я описывал Виолетте, и даже лучше. Девочка склонилась рядом и просит: «Поймай мне, пожалуйста, одну. Я не буду её мучить, только поглажу и отпущу». Я пытаюсь, но чешуя выскальзывает из смыкающихся пальцев и упирается в песочное дно. «Что, не получается? Может быть, стоит попробовать мне?» — Виолетта придвигается ближе и практически опускает руки в воду. Тогда я кричу: «Нет, тебе нельзя трогать!» Девочка замирает и удивлённо смотрит на меня, а потом спрашивает: «Они тёплые? Я люблю гладить тёплое, но ни разу не пробовала рыбу». Я заколебался: что на это ответить? И в это время её руки коснулись поверхности воды. В тот же самый момент всё вокруг изменилось. Небо стремительно затянули чёрные низкие тучи, стало нестерпимо темно, где-то зазвучало раскатистое эхо грома, и тёплые дуновения сменились грозными порывами леденящего ветра. Вода в ручейке почернела и, кажется, теперь там копошилось что-то способное только испугать и принести беду. Виолетта закричала, отдёрнула руки и с мольбой протянула их ко мне: «Пожалуйста, не оставляй меня. Я так испугана».
Мои растопыренные пальцы потянулись к ней, и, когда ладони практически соединились, между ними застряло высоко выпрыгнувшее из воды создание. Сначала я принял его за ужасного мутанта, но потом увидел, что это всего лишь сюжет из моей старой фотографии, только рыбы самые настоящие и одна, побольше, заглотила голову другой. «Нет, я таких не хочу и боюсь!» — отчаянно закричала девочка, и крупные слёзы побежали по её лицу. «Я сейчас всё поправлю!» — отзывается мой голос, эхом разносящийся вокруг и сливающийся с раскатами грома. Мне кажется, что всё ещё можно исправить, достаточно просто разъединить рыб и выбрать ту, которую можно дать Виолетте. Я берусь за трепыхающиеся хвосты и тяну, но ничего не получается. Тогда прошу девочку немного подождать, приподнимаюсь, и тут с чавкающим звуком маленькая рыба валится без головы к моим ногам. Я с ужасом жду истошного вопля ребёнка, но вместо этого слышу её смех и слова: «Ой, какая смешная. Смотри, она улыбается и даже больше!»
Я поднимаю глаза и вижу оставшуюся рыбу, которая пережёвывает с отвратительным звуком голову своей жертвы и, действительно, словно хохочет, вытягивая огромный рот в сторону Виолетты. «Ты хочешь, чтобы тебя погладили там?» — заботливо спрашивает девочка и тянет пальцы к трепыхающейся пасти. «Нет, не смей!» — я чувствую, что сильно напуган и точно знаю, что произойдёт в следующее мгновение: рыба откусит ребёнку пальцы. Однако происходит нечто более ужасное: зубы смыкаются на нежной, отливающей белым коже и словно тут же всасывают всю кожу ребёнка в себя. Теперь передо мной некоторое время стоит Виолетта, с точно таким же ошарашенным выражением на красном лице, как при прощании с Адой. Я, глядя на льющиеся с сухожилий и мышц мерцающие капли крови, напоминающие менструальную, пытаюсь понять, как же она сможет теперь жить без кожи. Но в следующий момент ребёнок наклоняется к ручью и видит своё отражение — почему-то во много раз ужаснее, чем было на самом деле. «Теперь никто не захочет со мной дружить, даже ты. И будут дразниться: уродина, уродина!» — кричит Виолетта и, развернувшись, бежит куда-то вдаль, мгновенно оказавшись на чёрной линии горизонта и, как вспышка, растворяется в ней. Я растерянно оглядываюсь и решаю последовать за ней, как вдруг ручеёк превращается в зловещее переплетение рук, которые хватают меня за одежду и неудержимо тянут, шепча: «Куда ты собрался? Она теперь с нами! И ты тоже будешь…» В охватившем меня ужасе я собрал все силы и рванулся прочь, почувствовав боль в шее, и услышал чей-то знакомый голос, перекрывающий всё вокруг:
— Это я, проснись!
В следующее мгновение осколки сна разлетаются, и я вижу лицо Андрея, который почему-то тяжело дышит и крепко сжимает мои руки.
— В чём дело? — неразборчиво пробормотал я и увидел льющийся через окна яркий солнечный свет, отражающийся на причудливо плывущих фигурах, создаваемых дымом.
— Тебе, видимо, снился какой-то кошмар. Ты метался, кричал и чуть было не упал с кровати на пол! — взволнованно сказал Андрей. — Теперь всё в порядке?
— Думаю, да. Плохой сон, не больше того, хотя, насколько я понимаю, у нас здесь продолжается что-то похожее.
— Да, наверное, ты прав. Как насчёт завтрака?
Он отодвинулся в сторону, и я увидел стоящие на столе стаканы и разноцветные упаковки, наполняющие пластмассовую хлебницу.
— Да, пожалуй! — тут же воскликнул я, почувствовав ноющую боль в желудке и удивившись, как это я умудрился в таком состоянии заснуть, да ещё и до утра.
Наверное, вчера всё-таки организму пришлось вымотаться до предела и даже сверх того.
— Сам поднимешься или помочь? — на лице Андрея снова отразилось беспокойство, и он потёр левую ладонь, на которой виднелся некрасивый красный след, словно его, как и меня в метро, недавно приковывали наручниками.
— Сначала давай всё-таки попытаюсь сам. Кстати, что у тебя с рукой?
— А, пустяки. Если ты об этом, то никакого отношения к нашим делам. Понимаешь, Оксана подарила мне часы с металлическим браслетом, а я, как ты знаешь, всю жизнь ношу только кожаные. Ну тут подарок от неё, поэтому, конечно, я сразу без вопросов их надел, но только дней через десять почувствовал что-то дискомфортное и увидел такое на руке. Сначала подумал, что это из-за жары и пота образуется какая-то окись, впитывающаяся в кожу, но буквально накануне исчезновения Оксаны я зашёл проконсультироваться к одному знакомому врачу, и тот диагностировал нечто вроде аллергии на определённые типы металлов. Поэтому часы пришлось снять и договориться с любимой о покупке, чтобы больше не рисковать, привычного кожаного ремешка. Затем произошло всё это и, конечно, мне было не до таких мелочей. Сейчас же медленно, но всё проходит. И не беспокойся, абсолютно ничего заразного, просто какая-то индивидуальная непереносимость.
— Всё с тобой ясно… — попытался бодро улыбнуться я и рывком приподнялся. — Однако как всё тело ломит!
Хотя чувствовал я себя прескверно, тем не менее был уверен, что это практически целиком из-за моей вчерашней активности, предсказуемо отразившейся на мышцах. Даже мелькали какие-то аналогии с секцией каратэ после перерыва на летние школьные каникулы. В голове ничего не гудело, и вообще я ощущал себя по большому счёту нормально. Видимо, очень даже вовремя прервал все эти таблеточные и укольные предписания доктора.