Дом на городской окраине
Шрифт:
Зато на пляже гвалт, как на базаре. В горячем песке, словно мучные черви, копошатся белые тучные тела. Длинноногие загорелые барышни занимаются ритмикой, вокруг патефона сидят служащие частных компаний и подпевают пластинке с шансонами из немецких фильмов. Черноглазые большеухие детишки бегают между телами с криками: «Mutti! Pappi!» [22] Коммерсанты сидят в шезлонгах, греют на солнце набухшие вены и с мрачным, озабоченным видом читают газеты. Порой снимут пенсне и испуганно вглядываются в даль озера. И вдруг,
22
Мама, папа! (нем.).
— Герти! Pass auf die Kinder! Um Gotteswillen, [23] взгляни, что это дитя делает… сколько раз я говорил, пускай не лезут в глубокие места… ich will es nicht, я этого не желаю!
Солнце поднимается все выше и выше, и женщины разворачивают промасленную бумагу, созывают детей и наделяют их кусками хлеба с маслом. Пляж превращается в сотни жующих челюстей; солнечные лучи играют поблескивающими на песке кусками станиоля.
Пани Михелупова с пани Кафковой притащили клетчатые пледы, а коммивояжер изготовил из парусины палатку. Он сидит перед палаткой, и бухгалтер со вздохом произносит:
23
Присматривай за детьми! Ради всего святого. (нем.).
— Прекрасные, прекрасные места…
— Воистину романтический пейзаж, — соглашается коммивояжер.
— Мы, и правда, удачно выбрали.
За их спинами слышен голос. Какая-то дама рассказывает курортному смотрителю: «В прошлом году мы провели лето в Клаштерце. Там были леса, купанье и все прочее. Жили в вилле наших знакомых, у нас был чудесный вид из окна. А платили всего навсего тридцать крон. Я вам скажу — это была сказка! Fabelhaft! Das war ein M"archen!». [24]
24
Чудесно! Это была сказка! (нем.).
В воде расшалились государственные чиновники и их жены. Держась за руки, они поют: «Мельница, крутись-вертись!».
Подросток с черным пушком над верхней губой, расставив руки, присел на корточки. Потом распрямил бронзовое тело, на котором играет каждый мускул. Побежал к берегу, поднялся по лесенке на мостки, вытянул руки вперед и красивым полукругом прыгнул в воду.
— Вот так мальчик, а? — похвастал коммивояжер, — чистый атлет… Если бы он и все так умел, как умеет плавать… Что с вами, пан Михелуп?
Бухгалтер вскочил и, испуганно вытаращив глаза, смотрел как подросток, разрезая воду сильными взмахами рук, устремился к островку посреди озера.
Побледнев и заломив руки, Михелуп помчался к воде. Он бегал вдоль берега, точно курица,
— Зденек! Зде-е-енек! Немедленно вернись! Утонешь! Сейчас же возвращайся! Слышишь? Не повторять же мне сто раз! Ради бога, что этот мальчик вытворяет!.. Пан Кафка, велите ему вернуться! — умолял он коммивояжера.
Но коммивояжер только смеялся:
— Да что вы, ничего с ним не случится! Если бы мы с вами умели плавать, как этот мальчик, ой-ёй! Он первый среди юниоров клуба пловцов «Гагибор», рекордсмен по длительности пребывания в воде и вообще…
— Пан Кафка, я не могу это видеть, мне делается дурно, ведь речь идет о жизни…
— Не принимайте все так близко к сердцу, пан Михелуп! — убеждал его коммивояжер. — Если бы это был ваш мальчик, я бы ничего не сказал…
Пани Кафкова поддержала бухгалтера.
— И верно, так негоже, — упрекнула она мужа, — конечно, это прекрасно, когда мальчик что-то умеет, но нельзя так перегибать палку! Никто не знает, что может случиться. Я тоже этого не люблю, пан Михелуп, поверьте…
Она отбежала, и до отдыхающих донесся ее крик:
— Зденя! Ты когда-нибудь выберешься из глубины? Или я возьму прут!
Солидные полные дамы подпрыгивают на песке, подбрасывая пестрый резиновый мяч. Одна дама доела хлеб с маслом, выбросила бумагу и побежала к поставленным перед кабинами весам. Глянула на цифру, возле которой остановилась стрелка, вздохнула и о чем-то взволнованно заговорила с приятельницей.
Коммерсанты почитали газеты, посмотрели на часы и стали тоскливо считать минуты, оставшиеся до обеда. Слышно, как одна дама уговаривает плешивого господина с волосатой грудью:
— Альфред, пойди искупайся!
— Оставь меня в покое! — визгливо отвечает тот.
— Альфред, вода теплая…
— Отстань, говорю!
— Альфред, вода — словно парное молоко, вода — как в бане…
— Иди сама. У меня нет настроения.
— Альфред, чтобы я так была здорова…
— Отвяжись!
— Альфред, клянусь тебе…
Дама повела господина с волосатой грудью к берегу; тот дотронулся белой ногой до воды и зашипел, как от боли. Дама не переставала его уговаривать; наконец господин с заросшей грудью, неожиданно заржав, с отчаянной решимостью погрузился в воду. Потом жена растирала его полотенцем, а господин рассказывал окружающим о своем подвиге. Он улыбался, стучал зубами и убеждал:
— Вода, правда, теплая. Я бы и сам не поверил, вы бы тоже сходили искупались…
Родственники отнекиваются, машут руками, а господин с волосатой грудью настойчиво их уговаривает:
— Непременно надо искупаться, раз уж вы сюда приехали. Говорю вам, так вы лучше всего наберетесь сил. Честное слово!
Усатый подросток вылез из воды и несколько раз перекувырнулся. Бухгалтер выговаривал ему:
— Ну, мальчик, и заставил же ты меня поволноваться! До сих пор сердце колотится!
Зденек отвечал, улыбаясь:
— Это же сущая ерунда, пан Михелуп. Обо мне можете не беспокоиться…
И снова куда-то убежал.
— Он дикарь, но на удивленье славный ребенок! — гордо произнесла пани Кафкова.