Дом на колёсах
Шрифт:
Переплёт и Тутая потупились: тут нечего было возразить.
– Нужно признать: мы, домовые, самая тёмная и отсталая часть общества, – продолжал Запирай Сберегаевич. – Да, можно указать на водяных и леших, из которых, что не секрет, многие до сих пор остаются неграмотными. Но нельзя забывать, что сама стихийная натура их мало способствует слиянию с потоком мировой цивилизации. И даже при этом лешие прекрасно вписываются в современную жизнь, а жители подводных царств нередко создают сложные, развитые общества. Наша же, домовицкая, природа требует тесного сотрудничества с расами, которые являются носителями прогресса. Мы позволяем им жить в наших домах, бок о бок с нами, но преступно мало пользуемся выгодами подобного соседства! Мы пренебрегаем науками, почитаем ни за что культуру, и как результат – противимся всякому новшеству, безнадёжно отставая от течения жизни. Предрассудок есть опасность всеобщая, но мы, домовые, заражены им более прочих. Для того, чтобы дать толчок к развитию нашего племени, необходимо создать особенную, удобную для нашего употребления систему домашнего образования, прожект которой я намерен представить во время слёта…
С этими словами он отворил свой портфель, который от бумаг был толще, чем баул от собранных в дорогу вещей, и стал показывать пухлые, туго стянутые папки, в которых сосредоточилось, ни много, ни мало, будущее домовицкого мира. Оно же было и залогом сохранения державы – перечислив части своего прожекта, Запирай Сберегаевич заключил:
– Систематическое образование и полное искоренение предрассудков – вот что спасёт нашу страну.
– А её надо спасать? – спросил Переплёт.
Запирай Сберегаевич снова уронил монокль.
– Даже странно, что вы задаёте такой вопрос. Я всегда и не без оснований считал свой Яркутск медвежьим углом, и просто поражён, что вы в Спросонске не знаете того, что очевидно всякому здравомыслящему разумному. Ну конечно, Расею надо спасать! Посмотрите, что творится вокруг!
Переплёт и Тутая переглянулись, кажется, не слишком расходясь в мыслях о том, что ничего катастрофического им покамест наблюдать не привелось. Но в эту минуту в купе вошёл клабаутерман. Сняв и повесив на крючок бескозырку с красиво выведенным словом «Цесаревичъ», он иронически глянул на папки, которые Запирай Сберегаевич, прервав себя на полуслове, принялся заталкивать обратно в портфель, и с усмешкою молвил:
– Опять бумажками машете, беду от Родины отгоняете?
– Не понимаю я, господин Солёный, вашего пренебрежительного отношения к интеллектуальному труду, однако, – сердито отозвался Запирай Сберегаевич, у которого папки не желали умещаться как следует, отчего весь портфель кособочился.
– А вот неправильно вы рассуждаете, – возразил Солёный. – Что касаемо труда – тут я всегда «за», с нашим милым удовольствием. Только хоть убейте, не пойму, какое отношение к труду имеют эти ваши писульки. Верю, верю, что у вас по делу писано! – поспешил прибавить он, видя, как покрасневший от негодования Запирай Сберегаевич открывает рот. – Так сказать, и курс верно указан, и лоция с толком составлена. Только сами увидите: пользы не будет. Ну, покамлаете с трибуны, пошуршите своими бумазейками, с вами спорить начнут – так и утонете в разговорах. А всё почему? Потому что язык не весло, им ворочать завсегда охотников больше. Задумали дело – идите не к болтунам, а к тем, на чьи плечи это дело ляжет…
– Вы категорически не правы! – вскричал Запирай Сберегаевич. – Вы, извините, рассуждаете, как солдафон! Для вас существуют только приказы, но страна – не армия и не флот. Общество не может быть пассивной массой, слепо выполняющей распоряжения. Общество должно составлять своего рода конкуренцию в отношении правительства, всегда стремиться к улучшениям и преобразованиям, чтобы тем побуждать своих правителей идти по пути всеобщего блага. И потому всякое значительное событие в жизни страны обязательно должно происходить при деятельном участии общества…
Солёный взмахнул руками:
– Смилуйтесь, Запирай Сберегаевич, я ведь уже пятые сутки слушаю ваши тезисы, а всё равно прежнего мнения держусь: каждый должен заниматься своим делом – вот и будет всеобщее благо. Давайте оставим споры до столицы, а там сами увидите, что заболтают ваши светлые идеи. Там уже наш брат домовой стянет их словесами, как путами, и похоронит под пересудами. А уж если доведётся вашим идеям дать росток из-под завалов – другие затопчут их. Потому, повторяю, что язык не весло…
– Вот и прекрасно! Давайте, в самом деле, отложим споры и подождём. В столице увидите, что я был прав, – сказал яркутянин и снова напрягся, уминая портфель и подтягивая язычок его застёжки к замку.
– Ну, коли увижу – порадуюсь, – вздохнул Солёный и, спросив огоньку у Тутаи, принялся раскуривать трубку. – Вы поймите, Запирай Сберегаевич, я ведь к вам с большим уважением отношусь, и даже уверен, что ваши грандиозные замыслы не лишены полезности. Только им, простите, здравого смысла не достаёт – как и лично вам, к слову. Нет, вы послушайте. Именно грандиозность замыслов и подведёт вас. Потому что проще надо на жизнь смотреть. Лучшее, что можно сделать для Родины – это не тормошить её, и она, ежели нужно, сама прекрасно спасётся, без общих разглагольствований. Ты лишь порядок обеспечь. Если что и требуется сделать, так только уподобить страну кораблю, поставив превыше всех словес простой девиз: чистота, порядок и общий труд.
Пока он говорил, трубка его погасла, и он снова одолжился огоньком у Тутаи. Тутая спичкам не доверял и носил при себе волшебный негаснущий уголёк.
Переплёт приоткрыл окно пошире. Единственный некурящий в купе, он порой весьма страдал от привычек попутчиков, но выходить в коридор не стал. Во-первых, интересно было послушать, что скажет клабаутерману яркутский домовик, а во-вторых, гондыр, наверное, всё ещё дышит воздухом. Ну да, господин Мохнатыев тоже курит, и гондыру это очень не нравится…
Запирай Сберегаевич, окончив упаковку грандиозных замыслов в портфель, явно готовил убийственный ответ, но тут Солёный заговорил снова:
– Вы вот сказали, что страна – не армия и не флот… А знаете, ведь очень жаль, что так. Страну, и правда, следует уподобить кораблю. Да-да, вы снова скажете о пассивности общества, ещё и диктатуру приплетёте… И, может, по-своему будете правы. Но только потому, что на судне никогда не бывали и не знаете: не может офицер отдать плохой приказ, это не только моряков, но и его самого погубит. Вот что означает общий труд, вот чего на суше недостаёт! Э, какой бы чиновник исполнял свой долг спустя рукава, когда бы от этого зависела его собственная жизнь!
– Но всю страну нельзя загнать на корабли, – развёл руками Запирай Сберегаевич. – Это фантастично, а значит, надобно искать другие пути. И, если уж на то пошло, именно граждански активное общество способно обеспечить взаимодействие с чиновничьим аппаратом, благодаря чему и достигается общий труд, а из него уже проистекут чистота и порядок.
– Болтовня проистечёт, – хмуро заметил уставший спорить Солёный. – Великая болтовня, какой не знала ещё Расея… Говоря про чистоту, и порядок, и общий труд, я разумею дела конкретные, потому что только такие и приносят пользу. А если какое дело объявить всеобщим, так оно тут же станет ничьим – и никто за него по уму не возьмётся.