Дом на краю света
Шрифт:
И в конце концов я его добила. Умение настоять на своем, пусть даже практически в каждом конкретном случае приносящее свои временные плоды, едва ли можно было причислить к списку моих достоинств, хотя бы потому, что у меня не хватало терпения развивать достигнутый успех. Моя настойчивость вынудила меня, несмотря на все разумные доводы против такого шага, выйти замуж за мессианского танцора, а потом — завести роман со знаменитой женщиной, пообещавшей освободить меня от склонности к самоедству. Моя способность добиваться своего привела к тому, что я перепродавала
Эрик пришел к нам в пятницу вечером. Мы с Бобби приготовили легкий хрустящий ужин по тогдашней моде: спагетти со свежей зеленью, жареный цыпленок, овощи с трех континентов. Нам хотелось произвести впечатление. Готовя, мы болтали об Эрике.
— Наверное, — сказала я, — он задумчивый, молчаливый и неуравновешенный. О таких вслух говорят «трудный человек», а про себя думают «редкий придурок».
— По-твоему, Джонатан мог польститься на такого? — спросил Бобби.
— По-моему, мог, — сказала я, — не забывай, что он его от всех прятал. Мы с Бобби трудились спина к спине. Он нарезал кубиками желтый перец, я мыла салат. Кое-как мы освоились в этой тесной кухоньке, наловчившись синхронизировать свои движения.
— Угу, — сказал он. — Может, ты и права. Мне кажется, он криминальный тип.
— Криминальный? Серьезно?
— Ну, не убийца. Не какой-то кровожадный монстр. А что-нибудь вроде торговца наркотиками. Понимаешь, да? Так, по мелочи.
— Но ведь он актер, — сказала я. — Это-то нам известно.
— А я не сомневаюсь, что большинство этих ребят подторговывают наркотиками. Разве нет? А на что, по-твоему, они живут?
— Ну а как, тебе кажется, он выглядит?
— Темные волосы. Не красавец, но типа «интересный». Как бы такой опрятный хип. Мне кажется, у него хвостик.
— Мм… По-моему, он еще очень молод. Знаешь, из таких накрахмаленных блондинов со Среднего Запада, которые кончают тем, что рекламируют зубную пасту.
— Увидим, — сказал Бобби.
И через полчаса мы действительно увидели.
Джонатан и Эрик приехали вместе. С желтыми парниковыми тюльпанами и бутылкой красного вина. Джонатан пропустил Эрика вперед, а сам замешкался в дверях, словно собираясь улизнуть.
Эрик пожал руку сначала мне, потом Бобби.
— Очень рад, — сказал он.
Он был худым, лысоватым, в джинсах и синей тенниске от Ральфа Лорана — с вышитым красным пони на груди.
— Эрик, — сказала я. — Человек-загадка.
Его высокий лоб потемнел. У него было угловатое лицо с маленьким треугольным подбородком, остреньким носом и небольшими яркими близко посаженными глазами. Скомканное, перепуганное лицо человека, зажатого между дверями лифта. Он кивнул.
— На самом деле ничего загадочного во мне нет, — сказал он. — Совсем ничего. Жаль, что мы не познакомились раньше. Я… в общем, я действительно очень рад, что мы наконец встретились.
Он рассмеялся — резкий болезненный выдох, как будто его ударили в живот.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросила я.
Он сказал, что выпил бы минералки, и Джонатан бросился к холодильнику. Мы расположились в гостиной.
— Хорошая квартира, — сказал Эрик.
— Вообще-то этот дом — настоящий притон, — сказала я. — Но спасибо. Надеюсь, тебе не пришлось перешагивать через трупы в подъезде, нет?
— Нет… — сказал он. — Нет. А что? Здесь такое случается?
По его тону трудно было сказать, какое впечатление произвела на него эта информация. Голос у него был из таких — бодрых, нечитаемых.
— Последнее время нет, — сказала я. — Стало быть, ты актер?
— Да. Впрочем, я уже и сам не знаю. В данный момент я скорее что-то вроде бармена. А чем ты занимаешься?
Он устроился в кресле, которое я притащила когда-то с Первой авеню, — старое чудовище с высокой спинкой, обтянутое зеленой парчой. Он сел так, чтобы занять как можно меньше места, положив ногу на ногу и обхватив колено сцепленными руками.
— Я старьевщица, — сказала я. — Делаю сережки из всякого хлама. Он кивнул.
— И тебя это кормит?
— В какой-то степени.
Я никогда не рассказывала незнакомым о своем банковском счете. Иметь незаработанные деньги в то время, как другие выбиваются из сил, чтобы вовремя заплатить за квартиру, казалось чем-то аморальным. И хотя я никогда особенно не бездельничала, мне все-таки не приходилось работать на износ, как тем, кто вынужден жить исключительно на собственные доходы.
У меня вдруг возникло смутное чувство, что я проговорилась. Эрик был похож на подсадную утку из ЦРУ. Из тех, кто практически не скрывается; все сами выдают им свои маленькие секреты из чувства психологического дискомфорта.
Джонатан принес напитки.
— За раскрытую тайну! — провозгласила я, и мы выпили за это.
— Ты какую музыку больше любишь? — спросил Эрика Бобби. Эрик моргнул.
— Я? — сказал он. — Разную.
— Тогда я поставлю что-нибудь, хорошо? — сказал Бобби. — Будут какие-нибудь заказы?
— Надо посмотреть, что у вас есть, — сказал Эрик. И с неожиданным изяществом выпрыгнул из нашего продавленного кресла и вместе с Бобби направился к кассетнику.
У нас с Джонатаном появилась возможность обменяться взглядами.
— Я тебя предупреждал, — прошептал он одними губами. Бобби присел на корточки перед полками с кассетами.
— У нас, в общем-то, тут всего понемножку, — сказал он. — По всему спектру.
— Я вижу, у вас есть Колтрейн, — сказал Эрик. — О, у вас есть «Дорз»!
— Ты любишь «Дорз»? — спросил Бобби.
— Когда я был помоложе, — сказал Эрик, — я хотел быть Джимом Моррисоном. Я выходил на задний двор и отрабатывал все его жесты. Каждый день. Так, чтобы даже движения губ совпадали. Но потом я понял, что мне не хватает самого главного.