Дом на краю света
Шрифт:
— Элис! — сказала я.
Она повернулась, сжимая в кулаке вырванные волосы. Вьющаяся прядь около тридцати сантиметров длиной поблескивала в электрическом свете.
— Вам не нужно всего этого видеть, — сказала она. — Это не ваша жизнь. Идите в дом.
— Может быть, я все-таки могла бы что-то сделать для вас? — спросила я. Она рассмеялась.
— Да, дорогая. Пожалуйста, сбегайте в супермаркет за новой тарелкой. И новым мужем.
Мы стояли друг против друга. Наверное, она ожидала, что я обиженно вернусь в гостиную. Но я не сделала этого из духа противоречия. Может быть, потому, что я действительно чувствовала себя обиженной.
Минуту спустя она взглянула на вырванный клок волос.
— Вот все, что у меня есть, — сказала она. Япромолчала, не сдвинувшись с места.
— Я не хотела бы, чтобы мальчики видели меня в таком виде, — сказала она.
— Особенно Джонатан. Он этого просто не вынесет.
— Не беспокойтесь, — сказала я.
— Однако я беспокоюсь. Вы — другое дело. Вы фактически только такой меня и знаете. Но вы — это другое. В конце концов ведь это естественно, да?
— Да, — сказала я. — Конечно.
Она подняла свободную руку и снова вцепилась себе в волосы. Я схватила ее за запястье.
— Не надо, — сказала я. — Не нужно так.
Я никогда бы не подумала, что осмелюсь до нее дотронуться.
— Не надо? — переспросила она. — Не надо?
— Нет, — сказала я.
Она вздохнула. Я продолжала сжимать ее кисть. Я держала крепко. Какая-то часть моего существа ждала следующего шага Элис, другая — прислушивалась к растущему во мне ребенку, с которым я была связана сложными взаимопереплетениями любви и ненависти. В моей голове тысячи детей пели о кока-коле — громко и четко, как в телевизоре.
— Понимаете, я больше, чем это, — сказала она. — Как и все люди. Нет, не то. Человечество тут ни при чем! Я говорю о себе, мне себя жалко. Даже Нед тут ни при чем. Я больше, чем это. И как нам теперь быть с бедным Недом? Что делать, чтобы не превратиться в посмешище?
— Вы не посмешище, — сказала я.
— Я не нуждаюсь в вашем снисхождении. Хотите знать один секрет? Я ничего не ответила. Я продолжала держать ее за тонкое запястье.
— Ясобиралась уйти от Неда, — сказала она. — Я уже решила. Я думала, как лучше ему об этом сказать, а тут он упал и умер по дороге к почтовому ящику.
— О господи, — пробормотала я и опять замолчала, не зная, что еще добавить.
— Самое смешное, что я собиралась от него уйти все последние тридцать лет. Ятолько не понимала, как и что я буду делать. Я разучилась жить одна. И потом, наш дом, тот кливлендский дом, всегда казался мне таким вечным.
— Но ведь вы же могли выгнать его, — сказала я.
— Но что бы я делала в Кливленде одна? Это жуткое место. А потом я думала: «Если я уйду, у меня уже никогда не будет этой кухни, этих тарелок, так удобно стоящих в угловом шкафчике, не будет этого света по утрам». Я кое-как могла представить себе вещи более общего порядка: одинокие ночи, хождение на работу. Но с чем мне действительно трудно было расстаться, так это вот с такими мелочами. А потом пора было готовить обед, и незаметно проходил еще один день.
— На самом деле то, что вы не ушли, вызывает у меня только уважение, — сказала я. — Мой отец нас бросил, и, честно говоря, я до сих пор от этого не вполне оправилась.
— А я всегда считала, что это просто трусость, — сказала она. — Я терроризировала Джонатана, потому что мне хотелось, чтобы хоть он был со мной, и когда я увидела, что он влюбляется в Бобби, я попыталась их развести. А то, что Нед большую часть времени проводил в своем кинотеатре, меня вполне устраивало, поскольку, как вы, наверное, сами догадываетесь, мы не слишком подходили друг другу в сексуальном смысле. Романы на стороне были не по его части. Он просто спрятался в своих фильмах. А теперь я уже старая, Нед умер, а бедный Джонатан совсем запутался.
Я заметила самолет, беззвучно плывущий над нашими головами.
— Мне нечего сказать, — призналась я в конце концов.
— А что здесь скажешь? Вы очень сильно давите. У меня пальцы немеют.
— Простите.
Я отпустила ее, и вдруг, к моему удивлению, она сама взяла меня за руку.
— Мы не подруги, — сказала она. — И даже не особенно нравимся друг другу. Наверное, это хорошо. Со знакомыми такой разговор был бы невозможен. Спасибо, что вы не убежали.
— Только, ради бога, не надо сейчас ничего больше говорить, — сказала я с внезапной горячностью в голосе. — Если вы сейчас начнете меня благодарить, мы завтра вообще не сможем смотреть друг на друга. Любой на моем месте поступил бы так же.
— Но вы здесь, — сказала она. — Вы пролетели две тысячи миль, чтобы быть сейчас рядом со мной. Вот за это я вам и благодарна.
— Это все ерунда, — сказала я.
— Нет, это не ерунда.
— Ну, — сказала я, и мы обе сконфуженно умолкли, держась за руки, как оробевшие подростки на свидании.
Прошло около минуты, а потом Элис сказала:
— У меня к вам одна просьба. Возможно, она покажется вам странной. — Да?
— Вы не могли бы меня обнять? Только очень крепко. Изо всех сил.
— Обнять?
— Да, — ответила она. — Пожалуйста.
Я неловко обхватила ее за плечи. Яне могла ей отказать — для этого я слишком плохо ее знала. Я почувствовала сухой запах ее волос.
— Пожалуйста, как можно крепче, — попросила она. — Не надо со мной церемониться. Не бойтесь. Я хочу, чтобы меня последний раз в жизни обняли, не нежничая.
Я сделала глубокий вдох и прижала ее к себе. Я ощутила ее неб олыние груди в бюстгальтере, ее ребра, позвоночник. Хребет у нее был, теперь я в этом не сомневалась.
— Хорошо, — сказала она. — Еще сильнее.
Я свела руки в борцовский замок и сжимала ее до тех пор, пока не услышала, что она начала хватать ртом воздух, чтобы вздохнуть. Она тоже обняла меня.
— Господи, — прошептала она. — Еще крепче. Только не отпускайте. Мы стояли обнявшись, когда я услышала, что к дому подъехала машина.
— Ребята вернулись, — сказала я, ослабляя хватку.
— Ой, нет, — прошептала она. — Я еще не готова.
Я услышала, как открылась входная дверь. Спрятаться было негде. Двор был окружен стеной, за которой торчали дома, как две капли воды похожие на дом Элис.