Дом на краю темноты
Шрифт:
Глава первая
Как только я захожу в офис, я понимаю, как все пойдет. Такое уже было. Столько раз, что не сосчитать. И хотя у всех этих случаев слегка разные вариации, итог всегда один. На этот раз я и не ожидаю ничего нового, особенно когда секретарша расплывается в улыбке, в ее глазах мелькает узнавание. Очевидно, она хорошо знакома с Книгой.
Величайшее благословение нашей семьи.
А также самое большое проклятие.
– У меня назначена встреча с Артуром Розенфельдом, – говорю я. – Меня зовут Мэгги
– Конечно, мисс Холт, – секретарша быстро окидывает меня взглядом, сравнивая и противопоставляя маленькую девочку, о которой она читала, с женщиной, стоящей перед ней в потертых ботинках, зеленых брюках-карго и фланелевой рубашке, испещренной опилками. – У мистера Розенфельда сейчас звонок. Он будет здесь через минуту.
Секретарша – по имени Венди Дэвенпорт, судя по табличке на столе – показывает на кресло у стены. Я сажусь, а она все продолжает поглядывать в мою сторону. Я предполагаю, что она оценивает шрам на моей левой щеке – бледный надрез длиной в пару сантиметров. Он довольно знаменит, если подумать.
– Я читала вашу книжку, – заявляет она очевидное.
Я не могу не исправить ее:
– Вы имеете в виду книгу моего папы.
Это распространенное заблуждение. Хоть мой отец и числится единственным автором, все считают, что мы все внесли свою лепту. И хотя это может быть правдой, если говорить о маме, но я же не играла в создании Книги абсолютно никакой роли, несмотря на то что была одним из главных персонажей.
– Мне очень понравилось, – продолжает Венди. – Когда я не была напугана до смерти, конечно.
Она делает паузу, и я внутренне сжимаюсь, зная, что последует дальше. Оно ведь всегда следует. Каждый чертов раз.
– Каково это? – Венди наклоняется вперед, пока ее пышная грудь не прижимается к столу. – Жить в том доме?
Вопрос, который неизбежно возникает всякий раз, когда кто-то связывает меня с Книгой. К этому времени у меня уже есть готовый ответ. Я рано поняла, что без него никак не обойтись, поэтому всегда держу его под рукой, как очередной инструмент в моем ящике.
– Я почти ничего не помню из того времени.
Секретарша вздергивает одну слишком выщипанную бровь.
– Совсем ничего?
– Мне было пять, – говорю я. – У вас много воспоминаний с этого возраста?
По моему опыту, на этом заканчивается пятьдесят процентов разговоров. Просто любопытные понимают намек и отстают. Но болезненно заинтересованные так просто не сдаются. Я подумала, что Венди Дэвенпорт, с ее румяными щеками и дорогой одеждой, относится к первой группе. Оказывается, я ошиблась.
– Но это же было так ужасно! То, что пришлось пережить вашей семье, – говорит она. – Я бы точно запомнила хоть что-то.
У меня есть несколько заготовленных вариантов ответа. Если бы я была на вечеринке, расслабленная и добрая после парочки коктейлей, я бы поддалась и просто ответила: «Я помню, что все время боялась, но не знала почему».
Или: «Наверное, я была так испугана, что мозг просто заблокировал воспоминания».
Или самое любимое: «Некоторые вещи слишком ужасны, чтобы их помнить».
Но я не на вечеринке. И я не расслаблена и не добра. Я у адвоката, и мне вот-вот передадут наследство моего недавно умершего отца. Мой единственный выбор – быть прямолинейной.
– Ничего не было, – говорю я Венди. – Мой папа все это придумал. И когда я говорю «все это», я и имею в виду все это. В этой книжке все вранье.
Выражение лица Венди меняется с широко распахнутых любопытных глаз на что-то более жесткое и мрачное. Я разочаровала ее, хотя она должна быть благодарна, что я говорю правду. Вот мой отец никогда не считал это необходимым.
Его версия правды сильно отличалась от моей, хотя у него тоже был готовый ответ, сценарий которого никогда не менялся, с кем бы он ни говорил.
«Я врал насчет многих вещей за всю мою жизнь», – сказал бы он Венди Дэвенпорт, излучая харизму. – «Но то, что случилось в Бейнберри Холл – не одна из них. Каждое слово в этой книжке правда. Клянусь Всевышнему».
Это соответствует публичной версии событий, которая звучит примерно так: двадцать пять лет назад моя семья жила в доме под названием «Бейнберри Холл», расположенном недалеко от деревни Бартлби, штат Вермонт.
Мы въехали 26 июня.
Мы сбежали глубокой ночью 15 июля.
Двадцать дней.
Вот сколько мы могли прожить в этом доме, пока не стали напуганы до такой степени, что не могли оставаться там ни минуты.
«Там небезопасно», – говорил полиции мой отец. «Что-то не так с Бейнберри Холл. Там происходят необъяснимые вещи. Опасные вещи».
«В доме, – неохотно признал он, – обитает злобный дух».
Мы поклялись никогда не возвращаться.
Никогда.
Это признание – зафиксированное в официальном полицейском отчете – заметил репортер местной газеты, прославленной брошюры, известной как «Бартлби Газетт». Последовавшая за этим статья, включающая в себя множество цитат моего отца, вскоре была подхвачена радиостанцией штата и попала в крупные газеты в больших городах. Берлингтон, Эссекс и Колчестер. Оттуда она распространилась как зловещий холод, из деревушки в деревушку, из города в город, из штата в штат. Примерно через две недели после нашего побега нам позвонил редактор из Нью-Йорка и предложил рассказать нашу историю в книге.
Поскольку мы жили в мотеле, где пахло затхлым дымом и лимонным освежителем воздуха, отец ухватился за это предложение. Он написал книгу за месяц, превратив крошечную ванную комнату мотеля в импровизированный офис. Одно из моих самых ранних воспоминаний – он сидит боком на унитазе и стучит по пишущей машинке, стоящей на туалетном столике.
Остальное – опубликованная история.
Мгновенный бестселлер.
Феномен.
Самый популярный «настоящий» отчет о паранормальных явлениях со времен «Ужаса Амитивилля».