Дом на краю
Шрифт:
Подняв свечу, я вошел в подвал и, двигаясь по правой его стороне, добрался до дальнего конца. Я не торопился и внимательно осматривал все кругом. Но, насколько хватало света, я не увидел ничего необычного.
Дойдя до конца и повернув налево, я продолжал идти по стене, пока не обошел все огромное помещение. Продолжая двигаться вперед, я заметил, что пол был сделан из массивного камня, местами покрытого влажной землей, местами чистого, если не считать тонкого слоя светло-серой пыли.
Я остановился у входа. Повернулся и пошел к центру между столбами, посматривая по сторонам. На половине пути я задел что-то ногой, раздался звон металла. Мгновенно остановившись, я поднял свечу и увидел, что это было большое металлическое кольцо. Наклонившись, расчистил вокруг пыль и понял, что кольцо приделано к почерневшему от времени массивному люку.
В волнении, испытывая жгучее желание узнать, куда он ведет, я положил на пол ружье, укрепил свечу в спусковой скобе, обеими руками взялся за кольцо и потянул. Люк заскрипел — по просторному помещению отдалось слабое эхо — и с трудом открылся.
Став коленом на край, я взял свечу и, поднеся ее к отверстию, стал водить ею вправо и влево, но ничего не разглядел. Я был удивлен и озадачен. Не было никаких ступенек и никаких следов того, что они когда-то были. Ничего, только чернота. Я смотрел в огромный бездонный колодец — смотрел до тех пор, пока мне не померещился доносившийся из немыслимых глубин легкий, как шепот, звук. Я наклонился ниже и прислушался. Возможно, это было воображение, но могу поручиться, что расслышал еле слышное хихиканье, которое переросло в отвратительное фырканье, неясное и далекое. В испуге я отпрянул, люк захлопнулся с глухим стуком, отчего помещение наполнилось эхом. И даже тогда, мне казалось, я слышал издевательский, непристойный хохот; но я понимал, что это работа воображения. Звук, который я слышал, был слишком слаб, чтобы проникнуть сквозь толщу люка.
Наверное, с минуту я стоял, дрожа и нервно оглядываясь, но в просторном подвале было тихо, как в могиле, и постепенно мне удалось избавиться от страха. Успокоившись, я снова заинтересовался тем, куда ведет люк, но не мог набраться храбрости для дальнейших исследований. Но одно я понял: люк нужно обезопасить, что я и сделал, навалив на него несколько больших кусков обработанного камня, которые приметил, проходя вдоль восточной стены.
Затем, внимательно осмотрев весь подвал, направился к лестнице и выбрался на дневной свет с бесконечным облегчением, сознавая, что тяжелая задача выполнена.
Время ожидания
Солнце ярко светило и пригревало, создавая дивный контраст с темными и мрачными подвалами, и я, можно сказать, с легким сердцем поднялся в башню осмотреть сады. Там тоже было все тихо, и через несколько минут я спустился к комнате Мэри.
Постучав и получив ответ, я отпер дверь. Сестра тихо сидела на кровати, словно в ожидании чего-то. Она выглядела как прежде и не пыталась убежать при моем приближении. Но я заметил, что она внимательно, с беспокойством рассматривает мое лицо, как будто сомневаясь и не вполне веря, что меня нечего опасаться.
На мой вопрос, как она себя чувствует, сестра вполне здраво ответила, что голодна и хотела бы спуститься вниз приготовить завтрак, если я не против. С минуту я раздумывал, не опасно ли ее выпускать. В конце концов я разрешил ей спуститься при условии, что она не будет пытаться выйти из дома и даже не приблизится к дверям на улицу. При упоминании дверей на ее лице промелькнул страх, но она ничего не сказала, только дала мне требуемое обещание и молча вышла из комнаты.
Я подошел к Пепперу. Он проснулся при моем приходе и приветствовал меня тихим радостным повизгиванием и слабыми ударами хвоста. Когда я приласкал его, он попытался встать, и это ему удалось, но тут же он снова упал на бок, тихонько завыв от боли.
Я поговорил с ним и велел ему лежать. Меня обрадовало, сколь быстро он пошел на поправку. Как добросердечна оказалась сестра, как хорошо она заботилась о нем, несмотря на свое состояние! Немного погодя я оставил пса и спустился в кабинет.
Вскоре появилась Мэри с подносом, на котором исходил паром горячий завтрак. Я заметил, что, войдя в комнату, она бросила быстрый взгляд на подпорки у двери кабинета, губы ее сжались, мне даже показалось, что она побледнела. Но и только. Поставив поднос у моего локтя, сестра направилась к выходу, но я окликнул ее. Она вернулась, робко, словно боялась, и я заметил, как она беспокойно теребила передник.
— Ну же, Мэри, приободрись! Дела наши поправляются. Я не видел ни одно из этих существ со вчерашнего утра.
Она посмотрела на меня озадаченно, как будто не понимая. Затем в ее взгляде появился разум и испуг, но она ничего не сказала, только пробормотала что-то неразборчивое в знак согласия. Я не стал говорить ничего больше, было ясно, что ее потрясенные нервы не выносят никакого упоминания о свиноподобных существах.
Закончив завтрак, я поднялся в башню. Большую часть дня я провел там, пристально наблюдая за садами. Раза два спускался на нижний этаж, посмотреть, как там сестра, и оба раза заставал ее спокойной и очень кроткой. Она даже по собственному почину обратилась ко мне с каким-то хозяйственным делом, требовавшим моего вмешательства. Хотя Мэри заговорила об этом с крайней робостью, я был счастлив, поскольку это были первые слова, произнесенные ею по собственной воле с того опасного момента, когда я застал ее у двери собиравшейся выйти к ждавшим неподалеку тварям. Я размышлял, сознавала ли она, что делает, и насколько ее попытка была близка к успеху, но воздержался от вопросов, полагая, что лучше не затрагивать эту тему.
В эту ночь я спал в постели впервые за двое суток. Утром я встал рано и прошелся по дому. Все было на месте, и я поднялся в башню, взглянуть на сады. Там тоже царило спокойствие.
Встретившись за завтраком с Мэри, я был рад увидеть, что она почти полностью пришла в себя. Сестра поздоровалась со мной совершенно естественно. Разговаривала она разумно и тихо, только тщательно избегала какого бы то ни было напоминания о двух последних днях. Я решил потакать ей в этом и не пытался вести подобных разговоров.
Еще до завтрака я сходил навестить Пеппера. Он явно выздоравливал и, скорее всего, через день-другой должен был совсем отравиться. Собираясь выходить из-за стола, я что-то сказал относительно его выздоровления. В ходе последовавшего небольшого обсуждения я с удивлением понял, что сестра продолжает считать, что Пеппера ранила дикая кошка, которую я выдумал. Мне стало стыдно, что я обманул ее, — да, я сказал неправду, чтобы она не испугалась, — а затем решил, что она догадалась об истинной причине раны позже, когда эти твари напали на дом.
Весь день я был настороже и большую часть времени, как и накануне, провел в башне, но не видел ни следа свиноподобных созданий и не слышал ни звука. Несколько раз мне приходила в голову мысль, что твари наконец оставили нас, но до сих пор я отказывался всерьез принять ее. Теперь, однако, почувствовал, что есть надежда: скоро уже трое суток, как я не видел никого из этих существ. Тем не менее я собирался и в дальнейшем принимать крайние меры предосторожности. Все же можно было считать, что это длительное затишье просто уловка, чтобы выманить меня из дома прямо в их лапы. Одна мысль о такой возможности заставляла меня действовать с оглядкой.