Дом на Меже
Шрифт:
Баб Настя ещё живого Ярика музыке учить начинала. Когда по ней годовщину справляли, на могилку ездили, он плакал. Немного вредная бабка. Сама же к нам перебралась, и сама нудела: людно, шумно. Старая дева читала биографии, слушала классические концерты на виниловых пластинках. О себе говорила: «Я среди мёртвых живу». Вот теперь на самом деле.
Ничего нет особенного, чтобы рассказать про эти две недели. Ну, с Яриком больше общаемся, чем при жизни. Смерть сближает.
Вторая неделя кончается. Ночной сон оборачивается горячкой. Каждый раз, прежде чем утратить зрение и сознание, я перестаю слышать
Утром я проснусь в своей постели. По живой луне, среди живых.
============================================================
3. По живой луне
– Я так соскучился… Я так люблю тебя…
Мать Рая держала мою руку, гладила по щеке, и я решил, что всё предыдущее было просто горячечным бредом. Через две недели он повторится. Ещё через две я решился заговорить про него. Раньше не смог. Помирать не страшно, а вот обнаружить, что ты умом тронулся, немного ссыкотно.
Отец, Сева Вячеславович, лестницу ремонтировал, ножовку долго искал. Я обмолвился, что дед её позавчера брал в ящике с гвоздями.
– Угу… Ах да, точно, – сказал отец, на секунду не удивившись.
Я открыл было рот… Захлопнул, развернулся и пошёл к ма Рае.
– --------------------
Мать Рая по крови, ясное дело, не из Межичей, но мне она всегда была ближе других. Лицо у ма круглое, волосы гладко убраны, брови высокой дугой. Она похожа на новогоднюю булочку, из одного теста с ангелами.
Ма тоже не удивилась и сказала, что не меньше успевает по мне соскучиться.
– То есть… Вы меня тогда не похоронили?
– Межичка, кого хоронить-то было? Никого ж не было.
– Ааа, ок… Значит, я не, типа, в гробу или в коме лежу, а душа блуждает?
– Нет, сынка. Обычно так: если кто из рода при смерти, на всех будто затмение находит. Рассеивается и… – кому дальше жить, те оглядываются вокруг. Для кого время закончилось, тот холодный, неподвижный совсем… А ты вот потерялся.
Ещё вскользь упомянула о призраке девочки моих примерно лет. Своя была, нашего рода. Она то всякий день мелькала в доме, то пропадала. Очень любила танцевать. Закружится, рукой поведёт… и бегом со двора. Её так и звали – Танцующей Девочкой. Однажды ей крикнули вдогонку:
– Эй, когда вернёшься?
Девочка остановилась:
– Позовут – приду.
С того дня её не видели. Очень мне эта девочка запала, словно всегда знал её.
– --------------------
Казалось бы – живой… Бегай, прыгай, радуйся. Я всё время нагонял школьную программу.
Дни плоские, тихие. Понимания не прибывает. Как бы расширить возможности? К чему сложно приноровится: штук, сделанных по мёртвой луне, в обычной жизни не будет.
Вещами пользоваться можно, изменить – нет. Досадно это. Ни починить, ни уничтожить. Я мог взять газетёнку, смять, жечь. По возвращении она будет лежать на том же месте. Но если живой человек отправил её в растопку, то не будет. В любом случае, по мёртвой луне газета не исчезнет у меня в руках. Я обнаружу её отсутствие не раньше, чем вернусь. То есть вещи не подскажут, что происходит по живой луне. Это был бы канал связи, а так – всего лишь двухнедельный стоп кадр последней секунды.
– --------------------
Я подумал: а как для Ярика и деда? Оказалось,
За пределами дома ещё интересней. Там – безлюдный город, чем угодно пользуйся, но… Ты сам не проскитаешься дольше четырнадцати дней в полной силе и памяти. Начинается хаос в мыслях, в движениях… Такой вот предел всему положен.
Зато в доме Ярик с дедом над моделью корабля упорствуют до победного конца. Соберут, и она никуда не денется, если, конечно, по мёртвой реке не уплывёт.
Почему город безлюдный? Нет способа мертвецу завести новых приятелей. Он не видит покойников, которых не знал при жизни. А сколько таких для меня?
Я это всё мало-помалу и наугад выяснял.
– --------------------
Чему довелось удивиться… Сижу, ворон считаю, об ногу Бася широким лбом трётся и бодается. Кот наш, Баскервиль. Я погладил и, осознав, жуть огорчился! Котя погиб? Так нет же! По живой луне он опять лез мне под руку и мурчал. Ишь, какой!
Я поставил эксперимент. Повязал бант ему на шею вечером субботы по мёртвой луне, утром глянул по живой… Не прокатило. Банта на коте не оказалось. Может, снял? Я у ма Раи попросил заглянуть в шкатулку. Лента рулончиком лежит, как и лежала.
По мёртвой луне комната ма пустует. Я заглядывал, но не заходил, как-то грустно было.
============================================================
4. Между двух лун
Межичи на вид: собранные, жилистые. Черноволосые, с фамильными хмурыми бровями, спокойные очень. Кто улыбнётся, то разом и нахмурится. Не нарочное действие, а улыбка такая. Межичи клёвые, дикая порода!
Покидать родину для нас поступок достойный… упрёка. Что-то типа временного помешательства. Надо лишь подождать, и образумившийся Межич вернётся. Все до одного, когда придёт срок.
А ведь где только ни раскидало нашей родни!
Есть Межичи богатые, такие, что по пять, по десять особняков за границей имеют. Вроде Славы Румына. Есть обычные, что всю жизнь на родине живут, даже к морю не выезжали. Не суть, равно всех наш дом на улице Меже – главный.
Женщины в род приходят со стороны, у них разные имена, а у мужчин схожие. Типичная шутка: «Дядь Слава приезжает!» И начинается игра – угадай какой. Только мои дядья: Боря, Сева, Слава, Влад, Тихон, Стас – это двоюродный. На самом деле – Борислав, Всеслав, Владислав, Тихослав, Станислав. Ярик – Ярослав. Отец, как только его забрал, одним днём прежнее имя сменил. В честь того, что как бы перевёз на другой берег Межи.
– --------------------
Наш дом стоит на улице Меже, а давным-давно это было название речного рукава, и строился он на берегу. Когда половодье, нас чуть затопляет, вода с льдинками плещется у порога. Улица идёт вдоль сухого русла к Баронскому Парку и там огибает пансион, став глубоким оврагом. Это у Барона защитный ров был, отведённый с Межи. Не помогло ему. Теперь весной по склонам ландыши цветут, летом сплошной папоротник.
Если честно: дом и род у нас крутые, а городишко – захолустный. Железка одноколейка, нового шоссе и того не дождались. Фиг-то с ним, и не надо. Из наших я не самая большая консерва, Ярик ежистей меня ко всему постороннему.