Дом на Озерной
Шрифт:
На Озерной Мария продолжала поиски Димкиного адреса. Разбудив Тетерина, который всю ночь промучился в гостиной на старом кресле, она приказала ему заняться книгами.
– Каждую пролистай. Папа однажды лотерейный билет в Гоголя спрятал. Случайно потом нашли. Пылесос, между прочим, выиграли.
– Какой пылесос? – Тетерин спросонья еще не совсем понимал Марию и продолжал кутаться в плед.
– Никакой. Выигрыши уже не выдавали. Ты долго будешь прохлаждаться?
Тетерин с удовольствием бы помог Марии, но ему надо было
– А что мы ищем? – спросил он Марию, пролистав десяток томов.
– Неважно, – ответила она.
– Как неважно? – удивился Муродали, и в этот момент из большой книги, которую он листал, на пол выпали старые черно-белые фотографии.
Увидев снимки, Мария попыталась их быстро поднять, но Муродали уже рассматривал один из них.
На фотографии молодая и красивая Валя смеялась в объектив, а молодой Тетерин держал ее руку, обнимая за плечи.
– Просто старые фотографии, – попыталась смягчить удар Мария.
Однако Муродали ничего не ответил и вышел из комнаты. Юность своей жены он представлял себе совершенно иначе. Более того, где-то глубоко в сердце у него было туманное ощущение, что до встречи с ним Вали вообще не существовало. А если она и была, то вела какой-то совершенно беспредметный образ жизни. Фотографии с Тетериным говорили об обратном. Валина жизнь до встречи с Муродали оказалась вполне предметна.
На пылкие расспросы мужа она отвечала тезисом о девичьей глупости, о том, что все это давно миновало и что Муродали в тот момент был ей, собственно, незнаком. Валя плакала – и у этих слез было как минимум два значения. С одной стороны, она воздействовала ими на мужа, поскольку знала тайную силу своих слезных желез, а с другой – скрывала за ними воспоминание о том, что в решающий вечер оказалась на выпускном балу в военном училище именно потому, что Мария увела у нее Тетерина и ей надо было хоть как-то прийти в себя.
Совершенно не удовлетворенный ни объяснениями, ни слезами, Муродали вышел от Валентины и отправился на автобусную остановку. Он не знал, зачем ему в город, но оставаться в доме со своей женой и ее любовником, пусть даже бывшим, он просто не мог.
– Там мама плачет, – растерянно сказала маленькая Гулбахор, подходя к Марии, которая продолжала снимать книжки с полок и лихорадочно их листать.
– У нее, наверное, голова болит.
– И папа ушел, – добавила девочка.
Мария отложила в сторону очередную книгу и присела перед Гулей на корточки.
– Ты маме пока не мешай, ладно? – попросила она. – Хочешь, я тебе конфетку дам?
Гулбахор отрицательно помотала головой.
– Я хочу, чтобы мама не плакала.
Мария понимала, что ей надо самой сходить к сестре и сказать ей что-то хорошее, но это хорошее никак не приходило ей в голову, а без него идти она не могла.
– А давай для мамы лекарство сделаем, – вдруг осенило ее.
– Как это? – блеснула глазами Гуля.
– Нужно найти рецепт, а потом по нему изготовить лекарство. Дадим его маме – и все пройдет.
– Что такое рецепт? – спросила девочка.
– Ну, это такая бумажка, на которой написаны разные слова и цифры.
– А где она?
– Спрятана где-то в доме, – сказала Мария, понимая, что манипулирует ребенком, и отгоняя от себя легкое чувство стыда. – Ты собирай все бумажки, а потом покажешь их мне. Какая-то из них нам обязательно пригодится. Только никому об этом не говори. Пусть это будет наша тайна.
– А Кате можно сказать?
Мария быстро прикинула шансы удвоения эффективности поисков против опасности разглашения секрета и согласилась:
– Кате можно. Только больше чтоб – никому.
– Могила, – прошептала Гулбахор, округляя глаза.
– Это кто тебя таким слова научил? – невольно улыбнулась Мария.
– Женя, – ответила Гуля и помчалась на поиски Кати.
Делегировав полномочия, Мария с чистой совестью уехала на работу. Валя продолжала сидеть у себя в комнате, не находя сил общаться с кем бы то ни было. Степан и Томка вернулись из города, привезя с собой мрачного Юрку, который тут же поднялся к себе на чердак, захлопнул за собой дверь и улегся спать. Иван Александрович отправился рыбачить на озеро, а Катя и Гуля приступили к большому обыску.
За час они переворошили все, что лежало в шкафах и кладовках, несколько раз успели застрять в узких местах и до смерти перепугать Галину Семеновну, собрав при этом целый ворох непонятных бумажек, старых записок и телеграмм. Женьке, которая поинтересовалась, чем они занимаются, Катя немедленно проболталась о поручении тети Маши. Гуля пыталась остановить ее, помня свое торжественное обещание про могилу, но потом испугалась, что Катя снова первая все расскажет и все лавры опять достанутся ей.
– Это… Мы маму будем лечить! – закричала она, перебивая Катю.
Женька прекрасно понимала, что Мария их обманула и что, естественно, ни о каком рецепте речь не идет. Вчерашнее странное поведение матери и без того насторожило ее. Теперь же поиски некой загадочной бумажки явно говорили о том, что Женькина мама вела какую-то непонятную игру.
– Я сама буду искать, – сказала она девочкам. – Поиграйте лучше во что-нибудь.
Гуля и Катя, которым уже наскучили поиски в пыльных углах, с готовностью передали Женьке набитый бумажками пакет и убежали в палисадник. Женька высыпала содержимое пакета на стол и с интересом принялась изучать письменные артефакты. Среди совершенно бессмысленных мятых обрывков ее внимание привлекла выдранная страничка из школьного дневника и фрагмент какого-то письма.
Женька разгладила листок и сумела прочесть следующее: «Галька, если не вернешься со своего БАМа, соберу дочерей и приеду к тебе. И плевать мне, что у вас там воды нету…»
Что такое БАМ и почему там не было воды, Женька не знала. Она понятия не имела о том, что ее бабушка, Галина Семеновна, когда-то давно была комсомольским вожаком и каждое лето возглавляла крупные студенческие строительные отряды, отправляющиеся в глухую Сибирь, а Иван Александрович оставался в очередном военном городке с подросшей Машей и только что родившейся Валей.