Дом на Тара-роуд
Шрифт:
Она отогнала от себя несвоевременные мысли и повела гостий на кухню.
Мэрилин распаковала вещи, съела суп и выпила бокал оставленного Рией дорогого французского вина. Потом она долго лежала в ванне на когтистых лапах, смывая с себя усталость от долгого перелета, к которой прибавилось утомление от пешей прогулки по Дублину.
Она думала, что сможет уснуть, но не тут-то было. Всю долгую вторую половину дня Мэрилин не сомкнула глаз. Ей не давали покоя мысли. Зачем она приехала в этот дом, наполненный прошлым и будущим? В дом викторианской эпохи. Она не знала точной даты его постройки, но люди могли жить здесь еще во времена войны Севера и Юга и битвы при Геттисберге!
В этом доме была надежда, которой давно не осталось в доме 1024 по Тюдор-драйв. Двое счастливых детей улыбались с фотографий в каждой комнате. Мальчик с улыбкой от уха до уха и девочка, которая могла бы быть ровесницей Дейлу. Мэрилин лежала под белым покрывалом на широкой хозяйской кровати в доме, где было все, и думала о своей жизни, в которой не было ничего.
Потом раздался какой-то негромкий звук, и на пороге показался встревоженный оранжевый кот. Он прыгнул, приземлился на кровать, лег рядом и зарокотал, как лодочный мотор на озере в штате Нью-Йорк К кошкам Мэрилин была равнодушна, но относилась к ним скорее одобрительно, как ко всем животным. Однако Климент был кот не простой, а ученый. Казалось, он понимал, что ей плохо. Он примостился у нее под боком и мурлыкал все громче и громче. Это подействовало на Мэрилин, как колыбельная или мантра. Она уснула и проснулась, когда часы показывали полночь.
Значит, в Стонифилде сейчас семь вечера. Можно позвонить Рии и поблагодарить за гостеприимство. Они договорились, что если Рия захочет ответить на звонок, то возьмет трубку. Мэрилин набрала номер. После третьего гудка она услышала собственный голос.
— Это Мэрилин, — сказала она. — Здесь полночь, и все чудесно. Я только хотела поблагодарить вас.
А потом раздался голос Рии.
— Здесь только начинает смеркаться, но все еще чудеснее. Огромное вам спасибо.
— Вы нашли шардоне? — спросила Мэрилин.
— Не только нашла, но уже все выпила. А вы нашли шабли?
— Конечно. Кое-что еще осталось, но непременно допью.
— Герти вас встретила?
— Я добралась благополучно, и мне здесь очень нравится. У вас потрясающий дом. Карлотта отдала вам ключи? Все прошло нормально?
— Да. У вас не дом, а мечта. Вы его недооцениваете.
Потом наступила небольшая пауза, после которой они пожелали друг другу спокойной ночи. Мэрилин сама не знала, почему сделала вид, что Герти была здесь. А Рия не имела представления, почему она не сказала Мэрилин, что ее подруги Карлотта и Хейди в эту минуту откупоривают третью бутылку вина. Если бы кто-нибудь спросил, почему они это сделали, им было бы трудно найти ответ.
— Бернадетта, сегодня я хочу проведать бабушку.
— Хорошо.
— Но я не знаю точно, когда вернусь.
— Ладно.
Энни сунула в хозяйственную сумку свои вещи, среди которых была коротенькая юбка из лайкры и топ.
— Только перед уходом позвони папе на работу.
— Зачем?
— Затем, что за завтраком ты забыла предупредить его, что поедешь к бабушке.
— Он не хочет, чтобы ему надоедали такими пустяками.
— Хочет.
— Я скажу ему вечером.
— Предпочитаешь, чтобы я сама позвонила ему? — В голосе Бернадетты не было угрозы. Казалось, она задала самый невинный вопрос, но на самом деле в нем не было ничего невинного.
— Бернадетта, не надо вести себя как тюремщик.
— А тебе не надо лгать мне. С такими вещами к бабушке не ходят. Вы с Китти собрались совсем в другое место.
— А если и так, вам-то что?
— Мне ничего. Мне совершенно безразлично, куда ты ходишь и что делаешь, но твой отец расстроится, а я этого не хочу.
Это была самая длинная фраза, которую Энни когда-либо слышала от Бернадетты. Девочка немного подумала, а потом нерешительно сказала:
— Он не расстроится, если ничего не узнает.
— Попытка номер один. Неудачная.
— Я должна позвонить Китти, — признав свое поражение, сказала Энни.
Бернадетта кивнула на телефон.
— Звони, — сказала она и снова уткнулась в книгу.
Во время разговора Энни дважды оглянулась, но не заметила никаких признаков того, что Бернадетта ее подслушивает.
— Нет, не могу объяснить, — злобно сказала девочка. — Конечно, пыталась. Неужели ты думаешь, что не пыталась? Как по-твоему, кто? Да. Да. Еще хуже мамы. Честное слово.
Она сердито положила трубку и посмотрела на Бернадетту, свернувшуюся в кресле. Кажется, та слегка улыбалась. Но, возможно, Энни это только почудилось.
— Ну, какая она? — дружно спросили Майлс и Декко.
— Да вроде ничего, — проворчал Брайан.
— Они действительно все время занимаются сексом?
— Ничего подобного.
— А иначе зачем ему было нужно уходить, жить с ней и делать ей ребенка? — спросил Декко.
— Наверное, так было раньше. Не думаю, что они занимаются этим теперь, — почесал в затылке Брайан.
— Они занимаются этим всегда. — Декко все еще дулся на бэби, который испортил ему жизнь. — Занимаются и занимаются, пока не падают замертво.
— Серьезно? — с любопытством спросил Майлс.
— Как пить дать. — В этом вопросе Декко был авторитетом. — Но в твоем доме, Брайан, они должны заниматься этим день и ночь. Судя по ситуации и всему прочему.
— Ага. Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, — задумчиво промолвил Брайан.
— Ты не слышишь, как они сопят, а потом задыхаются?
— Нет, — покачал головой мальчик. — Во всяком случае, при нас они так себя не ведут.
— Конечно, не при вас, дурак. Нужно слушать, когда они ложатся в постель.
— Нет. Тогда они только вполголоса говорят о деньгах.
— Откуда ты знаешь?
— Мы с Энни подслушивали. Хотели знать, что они будут говорить о маме. Но они не говорили о ней вообще. Ни слова.