Дом на улице Мечты

Джуэлл Лайза

– Состояния? – не понял Тоби.

– Да. Господин Велдтман завещал вам все свои личные вещи. Которые, я полагаю, находятся на территории здания, принадлежащего вам.

Тоби сглотнул и с грустью подумал об уродливой мебели и коллекции табакерок в комнате Гуса.

– Да. Все верно, – ответил он.

– Также на вас ложится обязанность ухаживать за котом господина Велдтмана.

– Ох. В самом деле? – поморщился Тоби.

– Да. В его завещании четко оговорено, что вы должны заботиться о животном, пока оно не умрет. Или пока не умрете вы, – бесстрастно отчеканил адвокат.

Тоби

снова сглотнул:

– А что будет, если умру я?

– В таком случае кот достанется внучатой племяннице господина Велдтмана, которая живет в Гернси. Так. Пункт следующий.

Битон вытащил еще пачку бумаги и, откашлявшись, начал:

– Господин Велдтман… э-э… является автором одного романа.

– Неужели? – изумился Тоби.

– Да. Роман был впервые издан в Голландии в 1930 году и с тех пор двенадцать раз переиздавался. У господина Велдтмана есть счет в Гааге, на который поступают авторские отчисления. Согласно его воле, все его литературное наследие достается вам, как и банковский счет.

– Неужели? – улыбнулся Тоби.

– Да. Но, чтобы у вас сразу было правильное представление о ситуации, авторские отчисления господина Велдтмана за последние полгода составили всего лишь пять евро двадцать шесть центов, – сухо произнес Битон.

– Ох. Ну, ладно. Но ведь это все равно здорово, не так ли? Распоряжаться чьим-то литературным наследием, – подмигнул ему Тоби.

– Да, – криво улыбнулся Уоллес Битон. – Действительно, здорово.

– И, э-э, это все?

Уоллес Битон пожал плечами:

– Да.

– Так. Просто я на прошлой неделе разговаривал по телефону с внучатой племянницей Гуса, и она намекнула, что у него, возможно, были некоторые акции и облигации. Это так? – с надеждой спросил Тоби.

– В самом деле?

– Да. Она сказала, что в молодости Гус неплохо разбирался в фондовом рынке.

– Ну, об этом здесь нет ни слова, – ответил Битон и постучал длинными пальцами по кипе бумаг на столе. – Возможно, он их продал. Или же, – добавил адвокат с огоньком в глазах, – держал все свои сбережения где-нибудь под матрасом…

Тоби потянул матрас Гуса за один из углов и прощупал все, что было под ним. На той стороне кровати, что была ближе к нему, ничего не нашлось, и тогда Тоби влез на матрас и принялся отгибать углы дальше.

И тут он заметил что-то в задней части остова кровати. Этим чем-то оказалась книжка с синей обложкой, она была похожа на записную книжку или, возможно, на дневник. Она была обшита потрепанной холщовой тканью. Тоби перегнулся через кровать и вытащил книжку. Она оказалась довольно объемной, и из нее торчала куча бумажек. На лицевой стороне обложки красовалось тисненное золотом слово «Regal».

Тоби сел на кровать и раскрыл книгу. Пахнуло мокрой листвой и наполовину высохшими чернилами. На первой странице, как и следовало ожидать, узловатым почерком было написано «собственность Августа Велдтмана». Чтобы понять, что за книгу он держит в руках, Тоби пришлось пролистать ее, и вскоре он догадался, что для Гуса Велдтмана этот талмуд был чем-то вроде записной книжки. Тут было все, что ему приходило в голову: тексты песен, стихи, списки покупок, счета, письма, дневниковые записи, мысли, котировки, накладные и наброски рукописей. Тоби нашел в книге счет от кровельщика, выписанный десять лет назад, весь исписанный какими-то примечаниями Гуса, а рядом лежал пакет из закусочной «Waitrose Honey Roast Ham», на котором значилось: «довольно неплохо». Тут же хранилась этикетка от сэндвича с сыром и маринованными огурцами, подписанная фразой: «Гадость несусветная. Написать производителям и потребовать компенсацию».

Еще там была информация о лекарствах, которые он принимал, книгах, которые читал, блюдах, которые ел. Среди страниц попадались автобусные билеты, рецепты от врача и открытки, автором которых был некто по имени Михаэль из Германии («Я часто вспоминаю о тебе, мой друг, особенно в это время года»).

Большей частью записанное в книжке никакого интереса не представляло, но периодически что-то на ее страницах привлекало внимание Тоби. Например, на одном из листов не было записано ничего, кроме одной фразы, заключенной в кавычки:

«Сегодня в стакане оказались две зубные щетки. Стоят бок о бок – будто любовью занимаются».

Гус бывал и менее лаконичным – другая страница содержит подробное описание состояния, в котором он однажды утром застал кухню:

«В мойке высится гора грязных тарелок, словно Пизанская башня, покрытая экскрементами стаи отравленных гусей, все поверхности покрывают струпья гнилых остатков пищи, а на полу разлита жидкость, явно имеющая органическое происхождение. Одна мысль о том, как можно так жить, вызывает тошноту».

В другом отрывке описана встреча с Руби в коридоре:

«Она оценила меня, как жеребец может оценить мула, а потом вернулась к себе в комнату, где ее уже ждал в постели очередной негодяй. А через несколько минут мои барабанные перепонки начали крушить бешеные стоны спаривающейся сучки».

Гус очень много писал о ком-то по имени Борис.

«Борис продолжает меня игнорировать. Видимо, он думает так привлечь мое внимание, но не тут-то было».

«Во всем виноват Борис. Невоспитанный эгоист. Надеюсь, он недолго проживет».

«Сегодня мы с Борисом целый час провели в саду, на свежем воздухе. Он забрался ко мне на колени, и мы восхищались видом прекрасных цветов синего гиацинта, которые пробились-таки через промерзшую февральскую землю».

Только когда Тоби прочитал отрывок: «У Бориса, судя по всему, расстройство желудка. Содержимое его лотка рыхлое и омерзительно пахнет. Сегодня пять раз пришлось менять наполнитель…» – он понял, что Гус имел в виду своего кота.