Дом над Волгой (сборник)
Шрифт:
Он хотел подойти к ней, когда репетиция кончилась, но не успел. Рогожинская вместе с другими убежала в спортзал. «Я понял, я всё понял, – твердил он про себя, – ей смешно было смотреть, как танцую. Я выглядел смешно. Все девчата меня переросли. За этот год вымахали на голову выше, а я, чудак, всё танцую». Шурка и раньше ревностно ловил взгляды ребят: не смеются ли, что он меньше всех. Но всё вроде бы нормально. А не оттого ли так хлопают зрители, что он просто маленький и это всех забавляет? Но то было раньше, а теперь всё видит Верочка Рогожинская. «Не буду больше танцевать», – решил
Но всё оказалось намного сложнее. Когда классная руководительница, сухая и подозрительная Лидия Николаевна узнала об этом, она ударилась в панику.
– Нет, Ковальский, ты просто зазнался. С тобой везде носятся, как с писаной торбой, вот ты и возомнил… Это надо же? Вся программа рухнет. Там пять танцев с твоим участием.
– Не рухнет, возьмите Женьку Рязанова. Он вам что хотите станцует. И лучше меня.
– Ты что, смеешься надо мной? Он же вечерник, ему семнадцать.
– Ну и что?
– А честь класса? Ты же представляешь – на торжественном концерте весь наш класс.
– Ну и что?
– Как ты не понимаешь? Это же праздничный концерт, посвящённый дню Великой революции!
– Лидия Николаевна, не буду я выступать!
– Скажи причину.
– Мне разонравились танцы, – упирался Шурка.
– Ты не можешь так говорить. Ты не один и не вправе подводить коллектив.
Уговоры ни к чему не привели. На следующий день с утра Лидия Николаевна объявила Ковальскому, что его вызывает директор школы после первого урока. Шурку это не очень сильно напугало. Он уже понял, что так просто его не оставят в покое. Очень не хотелось ему, чтобы вызывали в школу родителей: отец всё равно не пойдёт, а маму жалко.
…Когда он вошёл в кабинет директора, Николай Николаевич – большой, грузный, со смешными длинными бровями, которые, как усы, торчали в разные стороны, – говорил по телефону. Когда закончил, сказал:
– Ну, как дела, народный артист?
Ковальский молчал.
– Ну, да, брат, – примирительно сказал директор, – я того, не остыл, не то говорю. Не обижайся. Что молчишь, садись вот на стул.
Шурка сел и подумал: «Он что, со всеми так? Тогда что же его все боятся? Он же умный и, по-моему, обо мне всё знает. И про Верочку – тоже».
Зазвонил телефон, но Николай Николаевич трубку не взял.
– Не дадут поговорить, понимаешь. Вот дела.
Ковальский следил краем глаза за всеми движениями хозяина кабинета. То, что тот не взял трубку, ему понравилось.
– Видишь ли, ты ещё молодой, – он сказал «молодой», а не «маленький» – это Шурка отметил. – Может, поймёшь попозже – нельзя так пренебрегать коллективом, только свой каприз лелеять. Это тебе будет в жизни мешать, понимаешь? Ты что, вообще не будешь танцевать больше?
– Буду, – ответил, не задумываясь, Шурка.
– Тогда в чём же дело?
Шурка помолчал и решился:
– Если вырасту нормально, хотя бы среднего роста – буду.
Николай Николаевич всё понял. Это Шурка увидел по его глазам. Они не улыбались. Они были задумчивыми.
– Для тебя это важно сейчас? – спросил он медленно.
– Очень! – сказал Ковальский, нисколько не робея.
– Да, это причина уважительная, брат. Но только ведь, скажу тебе прямо, рост – не самое главное для мужчины. В истории очень много было мужчин маленького роста, но великих – Наполеон, например, Пушкин! Понимаешь?
– Понимаю. Вырасту с Наполеона, потом посмотрим, что делать, – ответил Шурка.
Того, что случилось дальше, развязки такой, он не ожидал.
Николай Николаевич икнул после Шуркиных слов, завалился на стол всей своей громадиной и неожиданно тонким голосом заливисто начал смеяться.
Потом воскликнул:
– Ну, завидую я Лидии Николаевне, у неё такие ученики!
А она всё ноет. Вот баба проклятая. Вырасту с Наполеона… Неплохо! Неплохо!
Ковальский от этих слов несколько растерялся. Из уст директора такого он не ожидал.
– Александр, давай мировую с тобой заключим, а?
– Смотря какую, – неуверенно сказал Шурка.
– Я уважаю твою причину, но и ты пойми – ведь сорвётся праздничный концерт. Выступи последний раз, а там – как хочешь. Сам себе голова! Я скажу Лидии Николаевне… По рукам?
Он протянул Шурке свою огромную руку. Ковальский встал и подал свою.
– Вот и порешили, понимаешь ли, вот и весь вопрос! – громыхал директор.
Выйдя из кабинета, Шурка никак не мог сообразить, кто из них двоих оказался победителем. «А что, если бы Верочка слышала весь наш разговор, как бы она отреагировала? – думал он. – Слабак я или нет?»
Краснотал
В новый дом Любаевы из мазанки перебрались только в конце октября. И не успели отпраздновать новоселье, как в начале ноября перед праздниками случился пожар. У соседей Сисямкиных ягнилась первеньким овца, и тётка Маня, забегая посмотреть, обронила коптюшку.
Кроме дома, сгорело всё дотла. От Любаевой мазанки остались только глиняные стены, она стояла впритык с сараями Сисямкиных.
Прибежавшая из клуба с танцев молодёжь не смогла ничего путного голыми руками сделать. Больше мешалась. Отчаяннее всех действовала баба Груня – стояла на новой тесовой крыше Любаевых и принимала вёдра с водой от всё-таки организованной из молодёжи цепочки. Выручал Шуркин колодец. Бабушка Шурки поливала накалившиеся доски водой, чтобы не вспыхнули. Крыша со стороны бушующего пламени парила, но не загоралась. Наконец приехали деловые пожарные. Василий Любаев действовал с мужиками в самом пекле, у сельницы. У него на спине загорелась было гимнастерка, на него тут же выплеснули два ведра воды из живой цепочки и огонь затушили.
Когда у сельницы обрубили топорами на крыше жерди и растащили часть соломенной крыши, соединённой с соседской, пламя остановилось. Сельницу спасли, а с ней и весь двор. У отца Шурки сгорел бадик.
…Впереди были праздники. После торжественного собрания шестого ноября в районном Доме культуры состоялся концерт.
Шурка танцевал и читал «Стихи о советском паспорте». Его выступление крепко понравилось районному начальству. После концерта за кулисы пришла строгая нарядная дама. Ковальский видел её раньше в райсобесе, когда был там с отцом. Она от имени зрителей вручила ему подарок – пятнадцать рублей. Она их собирала у сидевших в первом ряду для него. Он видел… Дама крепко пожала руку и ушла.