Дом непредсказуемого счастья
Шрифт:
– Нет, разумеется. Но заплатила за неделю вперед. Мы приказали горничной делать аккуратную уборку, ничего не трогая в номере. Заходите…
Ловко повернув ключ в замочной скважине, он толкнул дверь и уступил дорогу. Урбас только прошел небольшую прихожую с боковой дверью, видимо, в ванную комнату, и остановился.
Комната мало напоминала одноместный гостиничный номер – тесный, неуютный, казенный и дурно пахнущий. Нет, здесь было очень просторно и в буржуазном стиле – мебель белая, туалетный столик с круглым зеркалом, кровать двуспальная с балдахином… и кругом бардак. На кровати стоял открытый чемодан, вещи разбросаны
– Мы ничего не трогали, чтобы не было претензий, – сказал администратор. – Долгосрочные клиенты у нас редко бывают, мы ими дорожим. Кстати, семь дней прошло… и образовался незначительный долг…
– Юра, заплати, – бросил через плечо Урбас и шагнул в комнату.
Когда молодые люди ушли, Пашков тоже вошел в номер. Честно говоря, его радовало, что поиски придется продолжить. Деньги-то быстро к рукам прилипают, отдавать неохота, ведь работа оказалась несложной, клиент вправе потребовать назад большую часть гонорара. Однако, взглянув на Урбаса, он забыл о своих проблемах, догадавшись, о чем думает Павел Давыдович.
– У нее был знакомый в нашем городе, вам что-нибудь о нем известно? – спросил Пашков.
– Нет… – вымолвил Урбас.
– Жаль. Имя друга вашей сестры облегчило бы поиски. Я могу осмотреть ее вещи?
– Да, конечно, – кивнул тот, медленно двигаясь по номеру.
Урбас поднял туфлю с бантом, лежавшую на боку посреди ковра, поставил рядом со второй у кресла, дошел до туалетного столика. Он увидел золотой браслет в виде лепестков, соединенных в цепочку, взял его. Этот браслетик подарил Рите Урбас, просто так подарил, без повода, а было это очень давно. В те времена их отношения можно назвать братскими, тесными, доверительными, но с тех пор много воды утекло, воды замутились и унесли теплоту их отношений. Всему виной глупость – любовь. Рита чокнулась на почве любви к подонку, который мечтал присосаться к деньгам их семейства, что было видно невооруженным глазом. Урбас нашел мирное урегулирование проблемы: дал денег парню и сказал: «Теперь пошел вон, иначе я тебя задавлю, а твой труп найдут через полгода в лесу, если найдут». Парень не стал рисковать жизнью и сбежал вместе с деньгами, не оставив адреса Рите. Однако история на том не закончилась, она продолжилась, так как сестра догадалась о причинах внезапного исчезновения любимого и кто этому поспособствовал. Да, в их семье самым крутым стал Павел Давыдович, но ведь слабаки погоды не делают, а Урбас оказался человеком честолюбивым и упорным…
– Я возьму несколько вещиц вашей сестры, – прервал его размышления Пашков.
– Зачем?
– Снимем отпечатки, не исключено, что найдем не только пальчики Риты, но и того мужчины, что приходил к ней.
– Это поможет?
– Не могу сейчас ничего обещать. Извините. Мне не нравится все это… нехорошая ситуация. Приехала и пропала! Больше недели ее нет.
– Может, она где-то… гостит? – пришло в голову Урбаса, хотя он сам не верил в то, что произнес.
– Гостит? Почему же не взяла с собой
– Мы не знаем, какое количество белья она захватила с собой, – возразил находчивый Урбас.
– А косметика? Деньги? Вон кошелек, она не взяла его с собой.
– У нее есть карточка, это удобно.
– Карточка? – задумался Пашков. – Карточка, карточка… Поищите в сумочке карточку. Кстати, а почему она не захватила сумочку?
Да, это уже весомый аргумент. Женщина без сумочки – нонсенс. Но Урбас не хотел сдаваться:
– А если она захватила с собой не одну сумочку? У моей сестры их много.
Что сказать ему? Пашков в таких случаях предпочитает промолчать, не усугубляя и без того печальную ситуацию. Он только настоятельно попросил:
– Поищите карточку.
Не нашел Урбас карточки. И огорчился. Пашков это заметил и по привычке, выработанной лет двадцать назад, он успокоил его:
– Значит, она забрала карточку с собой. Это хорошо.
– Не понимаю…
– Попробуем установить, снимала ли она деньги или расплачивалась, к примеру, в магазине. Вам известен банк, выдавший карточку?
– Да. Я сам занимался этим. Часто перечислял деньги, Рите всегда не хватало…
– О, уже хорошо. Нам не составит труда установить номер банковской карточки по вашим переводам – вам нужно позвонить своим работникам, чтобы они нам сообщили.
– Я все сделаю. Но зачем?..
Пашков не любитель заранее обнадеживать потерпевших и манипулировать пустыми надеждами. Он получил достаточно, чтобы приложить максимум усилий и способностей, работая на совесть, но это пока все. Поэтому Пашков пожал плечами и лаконично произнес:
– Надо.
12
– Так… – Алик подошел к Владе. – Ну, а ты что дополнишь?
Она опустила голову, кусала губы, сопела и – ни слова. Влада попала в жуткое положение, когда врать нельзя – ложь быстро раскроется, а говорить правду не велит совесть. Ну да, да, стыдно. Устаревшее понятие – стыд, однако! Не так-то просто его вытравить из себя. Сказать, что Влада никогда не лгала, не выкручивалась, не обманывала… ну кто в это поверит? Да и не строила она из себя святую невинность, только вот бывают обстоятельства, когда невозможно применить искусственно привитые низменные навыки, даже исключительно из выгоды.
– Влада, – прервал затянувшуюся паузу Алик.
Она, вздрогнув, подняла на него глаза, жгучие и печальные, умолявшие: не заставляй меня говорить, но он не растаял – удивительно черствый человек, забывший ее заботу.
– Ты ведь была там, да? – строго спросил он.
И что делать, когда тебе смотрят прямо в лицо? У Алика глаза – две колючки, а зрачки – два винта, ввинчивающиеся внутрь бедной девушки, попавшей буквально на аутодафе. Не смогла она ответить, лишь судорожно закивала, Алик подхватил:
– Юля все верно пересказала? (Влада отрицательно качнула головой и сама же испугалась, прикрыв ладонью рот, мол, даю обет молчания.) Так… Мы слушаем тебя… Ну давай, рассказывай свою версию.
Влада бросила взор затравленной собачонки в Ивана, но сразу отвернула лицо, потому что пересеклась с ним взглядом и поняла: убьет. Захотелось плакать. Слезы уже готовились скатиться по щекам тремя ручьями…
– Слушай, – обратилась к ней Юля, – тебя здесь не четвертуют, не съедят, даже не побьют. Клятвенно клянусь. Говори.