Дом окнами на луг и звёзды
Шрифт:
– Ату бомжа вонючего! Лови его!
Ещё немного, и поймают, это было ясно. Сорвавшись с места, Даша бросилась навстречу дедушке и погоне. Наверное, она тоже быстро бежала, успела. Обогнав на два шага дедушку, она стала и вытянула вперёд обе руки, уронив свой пакет.
– Замри на месте! – закричала она как в детской игре.
Но это была не игра. Все бегущие в тот же миг остановились, причём первый, Олег, оказался прямо напротив девочки. И не просто остановились перед маленькой фигуркой удивлённые: они замерли, не в силах двинуться вперёд. Кто-то причитал, как маленький: «Ой, мамочка», кто-то ругался, они колотили воздух кулаками, мотали головами и изо всех сил дёргались в разные стороны, но не могли сделать ни шагу.
– Ты что?
– А вы зачем? – Даша смотрела ему прямо в глаза. – Ты ведь первый крикнул «бей бомжа!», я знаю. И все побежали за тобой, твоя команда и другие. Сами они и не посмотрели бы на дедушку.
Она обернулась: он стоял рядом, ещё тяжело дышал, но в глазах не было страха. Улыбнулся ей так, как, наверное, мог улыбнуться её настоящий дедушка – с любовью и нежностью.
– Какого дедушку? – растеряно спросил парень. – Он не может быть твоим дедушкой. Отпусти нас. Мы уйдём, не тронем…
– Вас держит сила, которая хочет, чтоб вы стали хорошими людьми, – ответила Даша серьёзно. – У тебя может быть одна жизнь или другая. Только минутка их разделяет, только одно твоё движение, а потом уже ничего нельзя исправить.
Она поморщилась: Олег молчал, не спуская с неё взгляда. Но другие ребята кричали, стонали, кто-то даже истерично смеялся. Мешали. И девочка, снова протянув вперёд руки, попросила:
– Пожалуйста, помолчите.
И наступила тишина. Никто не мог вымолвить ни слова. Только Олег прошептал:
– Как ты это делаешь?
Не отвечая на вопрос, Даша сказала:
– Сейчас ты увидишь немного одной своей жизни. Это если ты уйдёшь, оставишь дедушку в покое, и уведёшь всех. И если никогда больше не крикнешь «Бей» ни о ком…
С Олегом случилась странная вещь – он увидел… Фильм? Мираж? Сон? Да, скорее сон, потому что сны люди тоже видят не глазами: картины появляются перед их «внутренним взором». Только парень не спал, он стоял, застыв на месте, как в трансе, и видел…
Высокий, покрытый снегом горный склон, утыканный красными флажками. Горнолыжная трасса! Внизу, там, где финишная арка, толпа народу: весёлые лица, разноцветные вязаные шапочки и шарфы, у многих щёки и лбы разрисованы разноцветными полосами. Люди кричат, размахивают флажками. На трёхступенчатом пьедестале – трое парней с лыжами в руках, им торжественно надевают на шеи медали. Третьему, второму… Первому, на самой высокой ступени, надевают золотую медаль, и Олег видит счастливое и взволнованное лицо чемпиона – своё лицо! Да, уезжая сюда, в деревню к бабушке, он уже сказал отцу: «Футбол мне, конечно, нравится, и меня берут в молодёжную сборную города, но знаешь… мне очень хочется горными лыжами заняться». «Ну и отлично, – обрадовался отец. – У тебя получается». Они уже дважды ездили в Карпаты, и Олег, задыхаясь от восторга, мчался по склонам вниз, за отцом, который был мастером спорта в этом виде… Отец тоже стоял среди радостных, кричащих его имя людей, в первом ряду, улыбался счастливо, махал ему рукой. Но он, Олег, искал глазами ещё кого-то и, кажется, увидел: там, дальше, мелькнуло лицо девушки, ещё почти девочки, с огромными тёмными глазами, выбившимися из-под шапочки прядями тёмных, с медным отливом, волос… Эта картина сменилась другой, как кадр в кинофильме. Он – в красивом зале, одет в элегантный костюм, рядом – другие парни и девушки, все спортивные, нарядные, радостные. Они сидят за накрытыми праздничными столами, разговаривают, смеются. К его столу направляется невысокий моложавый человек с такой знакомой упругой походкой. Ребята вскакивают, но мужчина делает знак рукой – «сидите» – и сам садится рядом с Олегом. Жмёт ему руку, говорит: «Вы, Олег, особенно порадовали меня. Я ведь тоже увлекаюсь горными лыжами. А вы, наконец, отобрали пальму первенства у австрийцев и шведов! Наш первый олимпийский чемпион в скоростном спуске! Поздравляю от души…» Олег взволнован, на скулах алеет румянец смущения и счастья…
Сон
– Смотри дальше, – сказала она. – Это другое… другая твоя жизнь. Если не поймёшь, что злым быть плохо.
И снова сознание Олега ушло в полусон…Свет померк на несколько секунд, а потом он увидел… Ярко светило солнце, но большая забетонированная площадка, обнесённая высокой сеткой, всё равно казалась серой, неприятной. Он стоял там в странной тусклой одежде, его окружали человек шесть мужчин, одетых так же. Молодые и пожилые, но лица одинаково мерзкие, ухмылки страшные. «Какой молоденький, – протянул самый старший, – красавчик. Возьмём себе?» Голос у него был хриплый, нарочито томный, и от этого Олега кинуло в дрожь, ужас подступил к горлу. «Гляди, он рад до беспамятства!» – хохотнул другой и протянул к нему руку. Олег отшатнулся, оглядываясь, и, поймав его панический взгляд, к ним шагнул стоящий рядом с конвоиром офицер. «Мы знакомимся с новеньким, начальник, – быстро сказал пожилой заключённый – Олег уже понял, что он находится в тюрьме. – Хотели помочь парнишке. Всё, уже уходим…» Офицер оглядел перепуганного парня, посоветовал: «Старайся от этих держаться подальше. Они на тебя глаз положили, значит станут преследовать, подстерегать. Ты вон с теми – кивнул в сторону другой группы мужчин, – постарайся подружиться. Хоть какую-то защиту будешь иметь. А то эти… козлы… такие подлые, могут силой тебя взять. Сам понимаешь! Испортят тебе жизнь… Впрочем, – оглядел Олега с сожалением, пожал плечами, повторил, – впрочем, свою жизнь ты сам себе уже испортил…»
Даша опустила руки, вздохнула. И тот час всё пришло в движение. Ребята задрыгали ногами, запрыгали на месте, но почти сразу, непроизвольно, отступили на несколько шагов от девочки. Перед ней остался один Олег – он смотрел на неё не отрываясь.
– Ты фея, – сказал тихо. – Я и раньше почти догадался.
Она улыбнулась ему в ответ, как всегда спокойно, доброжелательно.
– Она Божий посланец, – подскочив к ним, выкрикнул рыжеволосый парнишка, и тут же отбежал.
– Она фея! – повторил Олег упрямо. Повернулся, махнул рукой: – Пошли!
И вся компания двинулась за ним, поминутно оглядываясь, пока не скрылись за углом. Даша и дедушка остались на пустынной улице одни. Как ни странно, ни одного взрослого так и не показалось на улице.
– Вот, – сказал дедушка, – поранил в лесу руку, довольно сильно. – Он завернул рукав рубашки, показал рану с рваными краями и запёкшейся кровью: она была повыше перетянула носовым платком. – Решил сходить сюда в больницу, укол сделать от столбняка, обработать. Не дошёл…
– Не надо в больницу, – сказала Даша. – Пойдёмте на скамеечку сядем, я сама вас полечу.
У клуба высился памятник погибшим на фронте сельчанам, рядом были посажены несколько плакучих ив, стояли две скамейки. Здесь тоже было безлюдно в этот жаркий будний день. Девочка и бомж сели рядом, она стала легонько, пальчиками, водить по ране. Даша думала, что дедушка станет расспрашивать её о том, как она смогла остановить бегущих. Но нет, он молчал, ласково смотрел на неё, на движения её руки. Потом вдруг спросил:
– Тебе нравится твой дом?
– Да, очень. Я ещё раньше, давно, видела его во сне. Это потому, что он был для меня предназначен. Это мне сказал один мой друг…
Она замолчала, словно сомневаясь, говорить ли дальше, потом спросила:
– Вы мне поверите, если я скажу?
– Конечно, детка, – ответил дедушка. – Я верю всем твоим словам.
– Мой друг, он альв. Это такой народ, вроде гномов…
– Я знаю, кто такие альвы, – всё так же ласково остановил её бомж.
Она кивнула, словно ожидала этого, и закончила:
– Вот только уми Эрлик не знает, почему этот дом предназначен для меня.
– Я знаю, – сказал дедушка. – Вот только ты не спрашивай об этом меня сейчас. Всему своё время.