Дом под номером 14
Шрифт:
Да, именно, Малфой снова стал очень частым гостем — как будто они брали отпуск на лето, пока меня не было, а потом возвращались вдвоем, продолжая разыгрывать передо мной сцены из своей странной жизни.
***
Я неспешно брела по улице, раскачивая головой в такт музыке, лившейся из наушников.
Внезапно сквозь громкие ритмы мелодии пробился крик. Я резко дернула провод, обрывая музыку, и услышала, как Гермиона громко и сердито кого-то отчитывает. Ее голос звенел от напряжения, и я было представила Малфоя, который в очередной раз провинился перед
Осторожно подойдя к забору, я заглянула в окно.
На полу перед Гермионой испуганно сжался кот с перепачканной шерстью. Он то и дело облизывал мокрые усы и сверкал глазами в сторону большой белой лужи. В метре от него были разбросаны мелкие осколки.
Я приглушенно хихикнула и развернулась, направляясь домой, но успела уловить краем глаза грациозное движение руки с зажатой в ней веткой. Перейдя дорогу к своему дому, я обернулась.
В кухне было чисто.
***
Глянув в окно, я увидела, что кот повис на Драко — на пальце Драко, вцепившись в него зубами.
Малфой злобно зашипел от боли, а Гермиона прикрыла рот рукой, но я заметила, как смеялись ее глаза.
Спустя три дня, когда Малфой случайно — не совсем уверена в этом — наступил котенку на хвост, я заметила, как Гермиона напряженно сжала карандаш в руке.
Мгновение спустя я поняла, что это был не карандаш.
***
— Мерзкий, грязный, отвратительный таракан! — я поежилась, услышав крик Гермионы.
Надеюсь, к нам эти твари не проберутся — усатое чудище в кухне кому хочешь аппетит испортит.
Может, Малфой выведет их.
***
К середине октября двор напоминал цветастое лоскутное одеяло — листья разукрасили землю желтым, красным, бурым, зеленым и еще сотнями цветов и оттенков, оставив лишь небольшую протоптанную тропку от забора до крыльца. По ночам в мое окно стучались полуголые ветви дуба, словно упрашивая выглянуть и полюбоваться осенней улицей, но я не поддавалась — мне хватало того, что я видела при свете солнца. Меня не интересовала темная, чернильно-черная ночь с редкими скоплениями звезд, ведь днем было намного веселее…
В тот день мы с отцом убирали в гараже: прятали по коробкам летние вещи, расставляли все по полкам, выдвигали вперед то, что могло бы пригодиться зимой. День был спокойный, листья уверенно держались на деревьях — ни одного не облетело с самого утра. В такой тиши легко было различить любые звуки, и когда отец углубился в гараж, оставив меня ждать у забора, я услышала крик.
Честно, первым порывом было закатить глаза и цокнуть, что я и проделала. Думаю, даже вам уже не нужно объяснять, кто снова стал источником шума на нашей улице.
— …министерство! — взвизгнула Гермиона.
Я прислушалась, но из ответа Драко смогла расслышать только невнятные половинки слов — даже моей фантазии не хватило, чтобы додумать, что же он сказал.
— …безответственный! — вновь подскочил голос Гермионы. —…в Азкабан!..
Я напряглась и медленно, аккуратно развернулась лицом к четырнадцатому дому — я уже знала слово «азкабан».
—
Грейнджер деланно рассмеялась — так громко, что я услышала без особых усилий. Конечно, как и всегда хватило лишь пары фраз, чтобы заинтересовать меня. После было сказано еще многое: они обзывали друг друга, сыпали какими-то незнакомыми словечками, ссылались на министерство, орден и даже какого-то лорда, упомянули то самое двадцать четвертое марта — я удовлетворенно кивнула, убеждаясь, что правильно запомнила.
Тем временем я медленно, но верно ползла вдоль забора, одним ухом продолжая слушать, одним глазом отслеживая папу в гараже. Не скажу, что мне было комфортно, но я наконец достигла своей цели — отодвинув шатающуюся доску, я смогла разглядеть окно на противоположной стороне.
И вовремя, скажу я вам.
Очень вовремя.
Я до сих пор удивляюсь, что никто — ни один человек с нашей улицы! — никогда не обращал внимания на то, что творилось в четырнадцатом доме. Даже когда у нас обсуждали соседей, — а это происходило часто и с особым удовольствием, — никому и в голову не приходило упомянуть Гермиону и Драко.
Как будто их не существовало.
Или словно никто, кроме меня, не слышал, не видел и не замечал их.
В гостиной, как и той весной, замерли темными силуэтами на занавесках две напряженные фигуры. Замерли лишь на одно мгновение, затем сдвинулись с места: широкие взмахи руками, покачивания головы на шеях, кивки и выпады — как обычно, ничего интересного. Голоса продолжали скакать, сообщая мне совершенно непонятную и оттого ненужную информацию.
Однако я слушала и смотрела.
Не зря.
Неожиданно к двум теням на шторе прибавилась третья — не кошачья, совсем нет.
И четвертая. Пятая. Шестая. Се…Во… Десятая!
Вскоре я сбилась со счета.
Наверное, вы сейчас решите, что я сошла с ума, и перестанете меня слушать.
Все это выглядело так, будто в четырнадцатом доме подлетели в воздух все канцелярские принадлежности, блокноты, несколько папок с бумагами, небольшая табуретка и парочка диванных подушек. Я моргнула — ничего не изменилось. Только над головой Гермионы возникла — как будто возникла! — стайка птичек. Чувствую себя, будто говорю полнейший бред, но я видела, как они быстро-быстро машут тонкими крылышками — или, точнее, не они, а их тени на шторе.
— …Ежедневный пророк, — громко заявил Малфой и дернулся в сторону, а рядом с ним в воздух взвилась крупная книга.
Грейнджер что-то ответила.
У меня шумело в ушах, а в голове расползалась туманная дымка, как у голограмм Драко и Гермионы. Даже если все, увиденное мною раннее, было игрой больного воображения, теперь я не могла найти никакого мало-мальски достойного объяснения тому, что происходило. Занавеска медленно поползла вверх; складка образовалась ближе к карнизу, как будто кто-то тянул за нее, собирая ткань, или включился мощный вентилятор, который поднимал штору.