Дом с оранжевой крышей. Ева
Шрифт:
Фея поочередно ощущала дуновения горячего и холодного ветра. Сзади по спине к её затылку побежали мурашки. Спереди нечто тёплое, мягкое и нежное коснулось её лица. Волна воодушевления накрыла её с головой.
— Прекрасно… — голос Далахана доносился будто из-за стекла. — А теперь попробуй подняться над своим телом, лети ввысь к звёздам.
В голове смогла промелькнуть мысль: как же это сделать? Собравшись, Ева призвала на помощь воображение и представила, как она зависает над собственной головой со светлыми дредами.
И —
— Евангелина… — раздался откуда-то снизу голос, такой знакомый и родной. — Возвращайся. Вспомни тот вечер, когда ты вдохнула жизнь в гибнущий цветок. Вспомни, что ты чувствовала. Вспомни, откуда исходит эта любовь?
Фею потянуло к земле с невероятной скоростью. Если бы она была в теле, то боялась бы неминуемо разбиться. Но она была… Где она была? Кем она была?
Она почувствовала, как в её собственном солнечном сплетении вновь разгорается светлое, абсолютное чувство. Однако в этот раз оно не было направлено на маленькую маргаритку. Оно изливалось на всё окружающее и на неё саму. Чувство любви в ней росло, сфера в груди увеличивалась с каждым мгновением, пока не скрыла сидящую на пледе Еву в своём ослепительном свете. И сама девушка стала этим светом, этой любовью, исчезнув и перевоплотившись в небольшой бирюзовый шар.
— Вот так, — с улыбкой промолвил Далахан, глядя на горящую шаровую молнию. — Так и превращаются феи в эту чистую энергию, благодаря исходящей из них любви ко всему живому.
Она могла бы сейчас преодолеть огромные расстояния. Она могла бы создавать и разрушать миры. Она могла… всё!
Она грохнулась на плед, задев Далахана, но не почувствовала боль от ушиба. Ей грудь часто вздымалась; глаза, в которых отражалось звёздное небо, восторженно глядели на своего наставника.
— Это было… это…
'Лучше, чем гипотетическая попытка зачать наследника', - хотел было пошутить Далахан, но с улыбкой промолчал.
— А… а Пип, то есть, Эхигерн, — вспомнила Ева, так и не поднявшись с колен эльфа, — говорил, что это превращение у нас от пикси.
Далахан расхохотался.
— Это же надо так извратить суть… Нет, это банальная медитация. Выполняй её каждую ночь, желательно в саду вашего дома, и ты сможешь достичь таких вершин, о которых и не догадывалась. А теперь пора спать.
— Что? Но я не хочу спать. Я чувствую себя такой… бодрой!
— Уже час ночи, — мягко сообщил мужчина и помог ошарашенной Еве подняться.
— Как?! Я, что, провела в этой медитации два часа?
— Время не имеет значения, в нематериальном мире оно идёт по-другому… Вернее, оно там совсем не идёт.
Они поднялись в домик, где девушка, всё ещё приходившая в себя после пережитого, обнаружила, что жилище её наставника было хоть и маленьким, но весьма уютным.
— Ты можешь спать здесь, — Далахан отворил дверь в небольшую спальню. — Ванная тут. Я принесу тебе травяной чай с мелиссой.
Он оставил её одну в комнате и отправился на кухню. Ева открыла рюкзак, достала из него зубную щётку и любимую пижамку. Она не знала, почему взяла с собой именно её, старую и смешную. Оставив одежду для сна на кровати, фея направилась в ванную.
Далахан открыл дверь, прошёл в спальню и осторожно поставил чашку с ароматным чаем на прикроватный столик. Затем он спустился вниз, сел на неубранный плед и закрыл глаза. Настала его очередь медитировать.
Звуки стихли. Он встал и пошёл вперёд. Его шаги не отзывались скрипом хвои и шелестом травы. Окружающий мир как будто замер. Деревья сменились: теперь они уже не обладали пышной изумрудной листвой. Их голые стволы и ветки производили бы удручающее впечатление на случайного путника. Впрочем, в этом измерении случайных путников быть не могло.
— Блодейин… — выдохнул Далахан, опускаясь на колени при виде сферы, излучавшей мягкий белый свет, направлявшейся к нему.
Свет перевоплотился в прекрасную молодую женщину с сияющими белыми крыльями. Жители Мунлайта с трудом, но узнали бы в ней матриарха фей Флору Гудфеллоу.
— Не преклоняй колени передо мной, — ласковое прикосновение заставило Далахана поднять голову.
— Преклоняюсь перед светом твоим, лучезарная… Блодейин, я не успел. Почему же ты ушла так рано? — с болью в голосе проговорил он, касаясь её руки.
Серебристый смех пощекотал его.
— Рано? Я слишком долго оставалась в этом мире, мой дорогой. Неужели ты думаешь, что не справишься без меня, сын короля Неблагого двора?
— Не все… приветствовали меня здесь.
Флора вздохнула, и теперь уже в её взгляде и голосе отразились боль и тоска:
— Мой сын… Эхигерн натворил много чудовищных дел… И я не знала. И не могу вмешаться, ты же понимаешь, по эту сторону нужно сохранять нейтралитет.
— Что он сделал, Блодейин?
— Я не могу тебе сказать, Далахан… Я лишь могу предупредить тебя, — опасайся его. Он распорядился своей свободой выбора, но выбрал мир материальный.
С каждым словом её силуэт становился всё более бледным и меркнущим. Далахан из последних сил пытался удержать её, но куда ему, пусть даже и со всей его мощью, бороться с законами мироздания…
— Блодейин, не покидай меня…
— Я всегда буду рядом с тобой…
Она исчезла. Он медленно встал с колен и побрёл вперед. За старыми сухими деревьями показались надгробьями. Знакомые имена, знакомые эльфы… Он последний…
Прекрасный белый памятник, на котором вырезаны лилии. Титания и Оберон. Хотя бы человеческий драматург сохранил их имена в истории. Король и королева Благого двора. Кто посмел так жестоко расправиться с ними в той чудовищной войне?