Дом семьи Ллойд
Шрифт:
Джон увидел, как блеснула сталь, Люси держала нож остриём вниз, костяшки её кулачка побелели от напряжения, рука дрожала.
– Тогда объясни мне, – мягко запротестовал он, слёзы обожгли глаза. – Мы сейчас сядем на диван в гостиной, и ты мне всё расскажешь.
Люси свободной рукой смахнула слёзы, посмотрела ему в глаза и тяжело вздохнула. От этого взгляда у Джона волосы встали дыбом. А в следующую секунду, когда Люси схватилась за рукоятку второй рукой, занеся нож высоко над головой, словно хотела кувалдой выбить рекорд на ярморочном аттракционе, Джон молниеносным движением бросился на неё. Ноги, как оказалось, онемели, точно от анестезии, показалось, что он рухнет на пол, однако Джон сумел сохранить
Он думал, что успел, Джону даже показалось, что ему лишь привиделось, будто бы нож вонзается в живот его жены. Но затем кровь ошпарила руки, вернув к реальности.
Он осел на пол, держа её на руках. Люси, внезапно такая тяжелая, содрогалась, издавая пугающие хрипы, лицо сделалось невероятно бледным, а пухлые губки как будто чёрными на его фоне. Брови лезли на лоб, глаза, вылезавшие из орбит, смотрели вверх.
– Что же ты наделала, – услышал откуда-то издали свои слова Джон, по щекам текли слёзы.
Одной рукой он поддерживал её голову, вторую положил на живот, из которого торчала лишь рукоятка ножа. Люси от боли скребла голыми пятками пол. Его охватила паника, Джон не знал, как подступиться и прижать рану, чтобы не сделать только хуже. Кровь пропитала всю сорочку, теперь прилипшую к телу, она растекалась по кафельному полу стремительно увеличивающейся лужей, сколько же крови, сколько крови… подумал он и взвыл.
В чувства его привела ярость к самому себе за состояние бессилия. Джон вспомнил о телефоне. Словно разговаривая с ребёнком, Джон мысленно произнёс «Нужно позвать на помощь». Как можно аккуратней высвободил ногу из-под жены, извлёк из кармана телефон и дрожащей рукой принялся набирать номер экстренной службы, оставляя на экране ярко-красные подтёки, словно перемазался в клубничном джеме.
Прерывисто дыша, Люси перевела взгляд на Джона, на её белом лице, покрытом испариной, проступал шок.
– П-п-прости… – её губы дрожали, рот открывался и закрывался, будто она задыхалась. – Меня.
– Молчи, Люси, ради бога, молчи! – Джон поднёс к телефон к уху, рука содрогалась от адреналина.
Между прерывистыми вздохами она произнесла каждое слово по отдельности:
– Так… б-было… нужно, – из глаз Люси, теперь почти что неузнаваемых глаз его жены, потекли слёзы.
Что же ты наделала? подумал шокированный Джон, держа телефон у уха, и пока раздавались гудки, его взгляд выцепил корзинку с малиной, валявшуюся рядом в россыпи ягод. Джон, точно загипнотизированный, наблюдал, как ширившаяся лужа крови медленно поглощала одну ягоду за другой, на фоне крови ягоды мгновенно теряли свою яркость, словно угасали.
Новость о переезде
1
Ребекка Ллойд шла в оранжевом свете уличных фонарей по безлюдной улице, её шаги эхом отражались от многоквартирных домов, дыхание превращалось в облачка пара, тающие в безветренной прохладе воздуха. Конец августа выдался холодным, и начинавшие желтеть листья вовсю предвещали скорую осень.
Семья Ллойдов жила в тихом и спокойном районе мегаполиса, на каменных фасадах таились камеры наружного видеонаблюдения, в каждом подъезде сутки напролёт дежурил консьерж, вдобавок поблизости располагался полицейский участок, – по этим и многим другим причинам родители Ребекки не возражали против вечерних прогулок дочери, а сама Ребекка, как почти любая двадцатилетняя девушка, находила в них манящее очарование.
Ребекка не спеша возвращалась от Сьюзен, своей лучшей подруги ещё с младшей школы, с которой теперь вместе училась в одном университете, хоть и на разных факультетах. Новый учебный год стартовал уже на следующей неделе, вот Ребекка и заскочила в гости к Сьюз, как часто это делала будучи ребёнком.
По привычке мать Сьюзен, тихо постучавшись в дверь, принесла поднос с какао и печеньем в комнату уже взрослым девушкам, которые встретили этот жест весёлым смехом; такое постоянство всегда переполняло Ребекку искренней радостью, но в этот день она ощутила что-то ещё, какое-то новое чувство.
Ребекка запрокинула голову, её взгляду предстал полумесяц в полупрозрачной дымке облаков, всего на пару секунд, а затем вновь спрятался за острые многоуровневые крыши.
Она размышляла о том, как сегодня поднос с какао и печеньем заставил её впервые задуматься о близости того возраста, когда детство перестаёт казаться чем-то только-только минувшем, и навсегда переходит в новую классификацию преисполненного печали грифа «когда-то давно». Конечно, она и раньше замечала, как время неумолимо ускоряет свой темп, но сегодня почувствовала с особой, ранящей ясностью.
Она закатила глаза, поражаясь тому, как накручивает себя на ровном месте, легонько потрясла головой с копной рыжих волос, словно пытаясь вытряхнуть печалящие мысли из сознания, как стряхивают с пледа после пикника хлебные крошки, и заставила себя поменять ход мыслей.
Стук каблуков разрезал холодный воздух, окна автомобилей перехватывали стремительно ускользавшее отражение Ребекки Ллойд, словно налившуюся каплю росы, под действием гравитации перекатывающуюся с лепестка на лепесток. Уперев взгляд в чёрный асфальт, Ребекка шла вдоль дома, пропоротого насквозь аркой, глубокой точно тоннель, изнутри её подсвечивали настенные фонари, на другом конце арки кованная решётка с калиткой закрывала проход во внутренний двор с виднеющейся чашей выключенного фонтана, внезапно вырвавшийся оттуда поток холодного ветра затрепетал подол её пальто.
Ребекка замерла на месте с неприятным ощущением, будто что-то не так. Медленно подняв глаза, через дорогу она увидела мигающую в темноте вывеску пиццерии «От Стеф», а это означало, что свой дом она пропустила. Ей нравилось заведение в итальянском оформлении, расположившееся на первом этаже башни по соседству с книжным магазином, после занятий Ребекка частенько заглядывала внутрь, чтобы съесть салат (или заказать пиццу, если не удавалось сдержаться перед соблазном) и выпить имбирного чая. Но сейчас, при отсутствующем свете, окна отражали Ребекку – безликий тонкий силуэт на фоне безлюдной улицы, от этого вида по спине пробежал холодок. Озираясь по сторонам, она не могла понять, каким это образом умудрилась заплутать в собственном районе.
Всё ещё растерянная, она зашагала в обратном направлении, скрестив на груди руки. На этот раз гоня мысли прочь, сосредоточившись на пути. Ребекке захотелось поскорей оказаться дома. Всё вдруг стало напоминать сон, с неприязнью подумала она.
Она шла по тёмной, еле различимой плиточной дорожке, свет далёких фонарей едва доходил до неё. По левую сторону за решётчатом забором располагалась школа, на детской площадке которой поблёскивали цепи качелей, по правую сторону парк. Днём парк представлял собой сочный оазис посреди серого и розового гранита, в прохладу которого так и хотелось окунуться в разгар летнего зноя, но сейчас парк выглядел безжизненным пятном на фоне ломанных крыш с венчающими их пиками антенн, мерно мигающих красными огнями, словно глаза только-только пробудившихся ото сна горгулий. Отчего-то ей не хотелось смотреть в сторону парка, такая закралась вдруг ей в голову мысль. Совершенно странная и одновременно такая ясная. И, как обычно бывает, – даже в самых страшных снах, когда точно знаешь, что за дверью тебя ждёт нечто ужасное, ты всё равно медленно отворяешь её, – Ребекка посмотрела именно туда. Она сжала ладони в кулаки, тело напряглось, Ребекка словно приготовилась сама не зная к чему.