Дом скитальцев (сборник)
Шрифт:
Рафаил внимательно прочел записи о подготовке, вздохнул, отчеркнул ногтем вверху страницы: «Опыт № 322» — счет шел от первого перемещения пустого аппарата. Экипаж, время старта, приборные данные. Подписи: командир, начальник стартовой группы.
— Пошли, Вова… Ауфвидерзеен, доктор.
— Ни пуха, пи пера, товарищи. Желаю…
— К черту, — сказал Рафаил. — Счастливо, ребята!
— Вам счастливо, — это начальник стартовой, Борис Дмитриевич, а вот гудят остальные — субординация — люк захлопывается, тишина. Володя перебирается с Колькиного места на свое. Колькино место, а? Как упорна память, как долго мы помним, думают они, проделывая привычные операции,
Удар был сильный. Перья акселерометра вычертили сумасшедшие Гималаи на бумаге, пока баросфера, подпрыгивая, катилась с откоса. Остановилась, едва не уткнувшись люком в почву. Еще некоторое время кресла покачивались в подвесах — метались безжизненные лица под налобниками. Застонал один, второй. Очнулись.
— Вовка, поверхность! Вовка, Вовка, же!
— Ага, сейчас… Поверхность?!
Анализы воздуха. Анализы белка. Токсичность микрофлоры. Температура. Радиация. Норма, норма, норма! Одежда, рюкзаки, тропические шлемы, рации, автоматы с разрывными пулями на грудь. Автостарт выключить! Пошли…
Они вышли через нижний люк, оказавшийся наверху. Баросфера лежала в овраге, вся облепленная давлеными листьями. Дикий лес. Солнце не то восходит, не то заходит… ага, заходит. На западе — теперь можно верить компасу. Люк задраен, работает радиомаяк, можно идти.
…Они шли, почти не останавливаясь, до темноты. Шли по компасу на север — лес был дикий, почти тропический, а Равновесие занимало центральную и северную части Индостана. Они шли по тропам, пересекли несколько оврагов. Тропы были хорошие, но, судя по следам, звериные. Несколько раз слышали рев, урчание, видели слонов. С темнотой стали, зажгли костер, поели. Спать не хотелось — пять часов, как проснулись, не до сна. Посидели, попили кофе, послушали «ти–ти–ти» радиомаяка баросферы. Достали фонари, пошли дальше. У них было всего, на все про все, восемь суток — запас нового «Криолятора». Впрочем, они не думали о возвращении. Шли, светя под ноги фонарями. На рассвете увидели скалистую гряду, пошли к ней, и в скалах, на безопасном месте устроили привал, поели как следует и несколько часов поспали. Сон успокоил взвинченные нервы, и они потратили два часа на рекогносцировку — поднялись по осыпям до верха и осмотрелись. На севере, километрах в пятнадцати, намечалась река. Идти к ней было лучше сверху, по скалам, как раз успевалось до темноты дойти и переправиться на надувной лодке. Трехгодичная полоса невезения кончилась, они это чувствовали.
— А здорово я тебя натренировал, Вовка?
— Признаю. Растряс ты меня, растряс… По кулуару пойдем?
— Давай по кулуару. Запасные очки не забыл?
— Кажется, нет. Странное ощущение, Рафа… когда приемник крутили — в эфире пусто, а в остальном, будто мы на тренировке.
— Одичали мы, дружочек. Мама Кланя, наверно, волнуется.
— Не знаю, — Володя сосредоточенно лез по осыпи. — Камни! Не знаю, Рафа. По–моему, не только мы одичали — привычка, понимаешь, могучая штука. Раз волновалась, два, сто раз, на двухсотом привыкла. Защитная реакция мозга. А сказать ей — обидится.
— М–м, наверно, так… левей держи. А не кажется ли тебе… — начал Рафаил и замолчал.
Володя не стал его выспрашивать. Когда Рафаил не хотел говорить, спрашивать его было безнадежно, а кроме того, Володя знал, о чем хотел спросить друг, и Рафаил знал, что Володя знает. Что их безумное упорство — тоже привычка. Поиск следовало бросить год назад. Сто двенадцать лет назад, думал Володя. Если бы у Кольки был радиоприемник, он тоже… Ох, как странно, дико и странно. И унизительно. Если бы интересы института не совпадали с их интересами — давно бы бросили поиск… Но повезло, наконец. А вдруг теория брешет, зависимость не линейная, а степенная.
Он закряхтел и споткнулся, как прежде. Одичали! Об этом не стоило говорить. В сущности, они не верили безупречной теории. Эмоционально не желали принимать, хотя вся эта теория базировалась на их же наблюдениях.
— Хороший был траверс, — сказал Рафаил. — Вот и сутки долой…
Они вышли к обрыву. Километрах в двух полукругом текла река. Сразу под скалами, почти без перехода, начиналась зелено–черная каша джунглей. Рафаил поднял бинокль.
— Дотемна успеем, но стоит ли… аллигаторы.
— Аллигаторы — это нехорошо.
— Ладно. Переночуем здесь. Во–он, ручей неподалеку.
Сутки долой. Им положительно везло — утром они увидели кошачьи следы в ладонь величиной вокруг своего бивака. Леопард ходил упорно, долго, но напасть не решился. На всякий случай они взяли автоматы наизготовку и дальше двигались с некоторой осторожностью. Спустились в лес, узкая тропа новела их к реке — перед выходом Рафаил поколдовал с крупномасштабной картой и почти уверенно показал место и азимут. Река, по–видимому, Тапти, а вершина на юго–востоке — высота 1115. Достоверность, конечно, весьма малая при такой ориентировке, и Володя не склонен был обольщаться. Долина Нарбада–Тапти, по его мнению, располагалась в самом сердце Равновесия, а они шли через дикие джунгли. Но через полчаса Рафаил остановился.
— Стой, смотри. Это канава, по–моему.
Да, что–то было здесь, что–то было… След канавы, почти прямой, но очень сильно заросший. Деревья хотя и перевиты лианами, но в их расположении есть намек на порядок — купы, перемежаемые заросшими полянами. Еще полсотни шагов, и вдруг Володя забытым жестом вжал очки в глазницы.
В густой поросли, обросшая длинными бородами мхов, хвостами орхидей, вздымалась гония. Далеко вверху синел чистый восьмигранный ствол. Раструбы неподвижно глядели в небо.
— Идем, — позвал Рафаил. — Ничего не значит один заброшенный участок. Эх, вертолет бы нам, вертолет…
Красная лёссовая пыль лежала на тропе. Рафаил усилием воли отбрасывал посторонние мысли. Смотрел, слушал, пригибался — палец на спусковом крючке. Здесь было густо, сумрачно, в мокром воздухе звуки булькали, как каша на медленном огне. Отчетливо трещали ветви — кто–то провожал людей поверху, над подлеском. Мокро. Близко река. Небольшой олень метнулся в сторону. Жрали комары.
…Им повезло еще раз. Раздался захлебывающийся крик: «О–о–а! О–а!» Открылась поляна, камыши — человек пятился к камышам, вскрикивая. Упал, закрывая лицо руками. Правее, под скалой, еще пятеро–шестеро. Смотрели с ужасом. Один пытался натянуть лук, срывался, бросил стрелу. Они были высоколобые и прямые, совсем как раджаны. На одном — яркая леопардовая шкура. Какие–то дубины в дрожащих руках.
— Заговори с ними, быстро!
— Э–а, друзья! — прокричал Володя. — Прохладного полудня!
Молчание. Качаются в воздухе дубины — нет, это же каменные топоры, это не раджаны, ох, как не хочется открывать пальбу…
Человек в леопардовой шкуре шагнул вперед и заговорил на испорченном раджана. «Прохладного полудня. Здесь много пищи», — понял Володя и быстро ответил:
— У нас есть пища, друзья! Рафа, — прошептал он, — это недоразумение, это изгои какие–то, они же нас боятся…