Дом скитальцев (сборник)
Шрифт:
— Как в банку с тушью, — сказал Такэда. — Воспроизвожу кино грамму.
Старт зонда в замедленной демонстрации выглядел впечатляюще: из люка выплыл протуберанец синего пламени, погас, и стал высовываться обтекатель ракетки, и тут же, в метре–полутора от брони, стал укорачиваться, как в дурном сне. Чернота съедала обтекатель, начиная с трубки Питу. Срезала. Усилием воли Хайдаров. заставил себя сменить начало отсчета и понять, что не чернота съедает ракетку, а ракетка уходит в черноту, в НО. Тонет. Действительно, как в банке с тушью. Чернота Казалась плотной, как жидкость, зонд вонзался в нее на большой скорости, и — ни всплеска, ни самой крошечной Морщинки. Ровным серпом надвигался НО на зонд. Обтекал выступы фото-, фоно-, гамма-, газо–и прочих датчиков. Бомбового отсека. Топливного отсека. Двигателей. Все…
— Он будто отстоит на дистанции, — услышал Николай голос Бутенко,
Такэда что–то проговорил по–японски. Остальные молчали. Спустя несколько длинных секунд Жермен неуверенно сказал:
— Дадим еще, а?
— Наверно, надо еще, — так же неуверенно ответил Краснов.
— Бестолку, — сказал Такэда. — Валить добро… В яму…
— Негативный результат — тоже полезен, — срезонерствовал Бутенко.
Хайдаров посмотрел на Стоник. Она сидела в кресле, комочком, и не сводила глаз с Уима. Юнссон постучал ладонью по пульту:
— Клянусь бородой Эйрика Рыжего! Я пойду в капсуле, говорю вам!
— Куда ты пойдешь? — осведомился Краснов.
— Туда. Пройду насквозь и вернусь.
— А как ты найдешь, где «насквозь»?
— Пойду прямо и до конца.
— А как ты будешь знать, где «прямо»?
— Попробую. Вдруг пройду.
Первый штурман пожал плечами.
— Ну, предположим, пройдешь. А вернешься как? Ощупью?
— Он отстоит на полтора–два метра от корпуса. Стану шарить на газовом движке, спиралью, пока не выскочу между ним и корпусом.
Уим до сих пор внимательно слушал, перебрасывая взгляд с Краснова на Юнссона. Тут он вмешался — вытянул палец и спросил:
— Намерен пилотировать по акселерометру, так?
— Так, командир. По акселю.
— О–а! Это штука. По акселю можно ходить и год. Возможно, ты разведаешь полезную информацию, но мы ее не получим.
— Ну, хорошо, — сказал Юнссон. — Пустите меня на лине. У вас есть суперскаф? Дайте линь, суперскаф, и я пойду.
Легчайшая тень пробежала по лицу Уима, а Сперантов внезапно оживился:
— Оч–чень толковое предложение! — Но почему вы?..
— Моя мысль, мое исполнение, — сказал Юнссон.
— Что вы, что вы! Ручаюсь, все об этом думали. Вы нас опередили.
— Кому идти, в данном случае неважно, — сказал Уим. — Вопрос — нужно ли идти… У нас уже три предложения: зонды, капсула и суперскафандр. Что еще можно предложить?
Юнссон дернул плечом. Эк ему неймется, подумал Хайдаров.
— Можно капсулу на тросе, — сказал Такэда. — Дистанционное управление. Видеоканал. Никакого риска.
— Проводное дистанционное? — спросил Юнссон. — А коаксиальный кабель есть у тебя?
— Есть.
— Десять метров?
— Шестьсот пятьдесят, — невозмутимо сказал Такэда.
— Клянусь шкотами и брасами! — Откуда, о сын скопидома? Тебе же положено пятьдесят!
— О, значит — семьсот, — легко сказал Такэда. — О штатном кабеле я забыл. Семьсот метров. Сойдет? Тросом состыкую на километр.
Теперь все, кроме Марты Стоник, уперлись глазами в Такэду. Уим тихо переспросил:
— Семьсот метров, Киоси? Не шутишь? Где?
— В анкерной кладовой, мой командир.
— Пойдем…
Странное, странное ощущение появилось у Хайдарова. Будто стальная лента — спиральная, вроде пружины для старинных стенных часов, которые он в детстве разобрал и безнадежно испортил, и в которых самое сильное впечатление произвела на него именно упругая, длинная, свернутая в плоскую спираль пружина, — да, такая вот штука незаметно обвила его сердце — в какой–то момент, который он упустил. Здесь, в уюте рубки, где все еще припахивало вишневым компотом, не ощущалась неистовая стремительность, с которой «Остров Мадагаскар» уносился по вытянутой кометной орбите прочь от Солнца. Уносился, закованный в черное облако Неопознанного. Уносился, потеряв связь с миром, даже со звездами, вечными и неподвижными, и только манипуляции Оккама с платформами и волчками инерциального курсографа позволяли видеть этот путь и ощущать эту скорость. Двадцать два километра в секунду, восемьдесят тысяч — в час, два миллиона — в сутки… Так мчался «Мадагаскар», как бы устремившись назад, к Марсу; отчаянно мигая всеми излучателями, от стояночных огней до радиотелескопа, и люди в рубке ощущали это движение лишь как боль в сердце.
Но пружина разжалась. Маленький квадратный японец погрузил на корабль сколько–то метров кабеля, не взявши из земного цейхгауза еще что–нибудь, предписанное инструкцией — запасной моторчик к электрической мороженице, или гидравлический строп для причаливания санитарной капсулы. И теперь можно выйти за пределы Неопознанного, дать сигнал, и помощь придет…
— …Пойдем! — приказал Уим.
Чмокнула дверь в кают–компании. Такэда и Уим выскользнули в темный проем — оставшиеся посмотрели вслед, отвели глаза. Бутенко эпически–спокойно проговорил:
— Время пассажирского завтрака. Лев Иванович, могу я разослать завтрак, либо ускорения вновь превысят допустимые?
Юнссон хлопнул себя по бедру:
— Ускорения? Так нечем их давать, твои ускорения!
— Но возможно, наш первый инженер припрятал несколько тонн рабочего тела, — отозвался Бутенко. — Я даже уверен.
— Ладно, корми, — сказал Краснов. — Только не усердствуй.
«Пассажиры, внимание! — заговорил Бутенко. — Прошу приготовиться принять завтрак. Внимание! Сохраняется положение номер один. Колпаки можно поднять, из амортизаторов не подниматься».
— Ксаверы, тебе помочь? — спросил Хайдаров.
— Не надо помогать, невесомость… — буркнул врач, выплывая в кают–компанию. Было слышно, как он открыл дверцу промежуточной кладовой, вытащил контейнер с завтраками и, щелкнув карабином, прицепил его к лееру, натянутому вдоль коридора. Затем он всунулся в рубку, вручил Жермену — ближнему к двери — мешок с завтраками для гостей и команды, и горделиво выплыл из рубки, словно выступая на вышколенном коне впереди гусарской роты.
— Пистоле–ет… — восхищенно проговорил Юнссон.