Дом смерти
Шрифт:
Из библиотеки я прихватил древний ежегодник детских комиксов еще с тех времен, когда снег в Англии считался нормой, и теперь сижу на подушке из комнаты отдыха, прислонившись спиной к длинной батарее. Листаю пожелтевшие страницы, но толком не читаю. Там что-то о мальчике с бешеной собакой, которая вечно влипает в неприятности, и о ребенке богатеньких родителей, у которого на шее галстук-бабочка. После утренних игрищ на морозе от тепла за спиной клонит в сон, и мне с трудом удается держать глаза открытыми. Как вдруг слышатся шаги вниз по лестнице. Я тут
Оказавшись за углом, она громко колотит в дверь, и у меня замирает сердце. А медсестра начинает говорить, как только ей открывают:
— Я получила результаты. Такие же, как и в прошлый раз. Нам нужно обсудить, что делать дальше.
Хозяйка что-то тихо бурчит, и обе скрываются в кабинете. Спать больше ни капельки не хочется. Результаты, о которых говорила медсестра, наверняка мои и Луиса. Что с нами не так? Что они с нами сделают? Я прислоняюсь затылком к стене. Хочется плакать. Сгусток страха разрастается и давит на мочевой пузырь, стискивая кишки.
Сквозь стену слышны голоса, и я прилипаю к ней ухом. Я бы боялся намного меньше, если бы знал, что происходит. По крайней мере именно так я говорю сам себе.
Голос Хозяйки — всего лишь невнятное бормотание. Представить не могу, чтобы она когда-нибудь прикрикнула. Зато медсестра явно на грани. Она храбрее, чем кажется на первый взгляд. Как вообще можно сердиться, глядя в лицо Хозяйки? Короче говоря, я прислушиваюсь, и мне удается различить отдельные фразы.
«Они должны знать».
«Но мы ведь обязаны что-то сделать! Что вы планируете предпринять?»
«Если не вы, то я».
Между выкриками медсестры слышен спокойный голос Хозяйки, словно на огонь плещут водой. В конце концов медсестра затихает. Щелкает дверь.
Я вжимаюсь в стену, а медсестра проходит мимо меня обратно наверх, но уже без бумажки. Я не хочу, чтобы она меня видела. Не хочу, чтобы заметила, как мне страшно. Хочется только врасти в стену, чтобы меня никогда не нашли.
Пару минут спустя раздается тихий свист. У Джейка все получилось. Вот и хорошо. Я встаю, но книгу и подушку не забираю. Единственное, что мне нужно, — это напиться и обо всем забыть.
Я кошусь на окно — опять пошел снег. Остается лишь заново найти в этом хоть крупицу радости.
Добыча, честно говоря, так себе. Три бутылки вина и две сигареты. Но это лучше, чем ничего, а на нас восьмерых — так и вовсе до черта. Уилл нервничает. Вряд ли ему когда-то доставалось больше, чем глоток пива на Рождество. И что-то я сомневаюсь, что в прежней жизни Луиса бывали ночи, когда он глотал дешевый сидр на скамейке в каком-нибудь парке. Судя по всему, нам придется допивать их доли.
Здесь и сейчас возникает ощущение, будто я отыскал клад. Мы сидим в кругу на подушках в комнате недалеко от той, где мы прятали Джорджи. Здесь холоднее. Может быть, отопление отключают в тех частях дома, которые не используются.
— Ты первый на дверях, Дэн, — говорит Джейк, разливая по белым пластиковым стаканчикам поровну белого вина. — По десять минут каждый, как договаривались.
— Без базара, — отзывается Дэниел и поднимается на ноги, пыхтя от собственного веса.
Он счастлив, что находится здесь. Наверное, обосрался от радости, когда Джейк его позвал. Джейк с Элби заменяют ему друзей, а ведь они и близко не друзья.
Джейк поднимает свой стаканчик и произносит тост:
— К хренам все это дерьмо!
Том смеется:
— Точно, к хренам все это дерьмо.
Мы все поднимаем пластиковые бокалы и пьем.
Уилл морщится от вкуса и вдруг выдает:
— За снег! За Нарнию!
Все пялятся на него.
Элби смеется, но не злорадно:
— За снег, братишка. За снег.
Через десять минут мы все слегка навеселе. Даже Джейк. Нам много не надо. Неделями ни у кого из нас и капли алкоголя во рту не было, а до того регулярно выпивал, наверное, только Джейк. Том сменяет Дэниела у двери и стоит на пороге — наполовину в комнате, наполовину в коридоре. Но нам и так вряд ли грозят непрошеные гости. Сюда никто никогда не ходит.
Мы травим байки, рассказываем анекдоты и постепенно под воздействием вина расслабляемся. Я обнимаю Клару одной рукой, а она льнет ко мне и целует в щеку. Дэниел начинает напевать:
— Тили-тили-тесто, жених и невеста…
Песенку подхватывает Луис, а потом и все остальные, пока Том с порога не велит всем заткнуться.
— Этим соплям тут не место, — цедит Джейк.
В его тоне сквозит ревность, но он честно старается не подавать вида.
Клара выпрямляется, и я убираю руку. Краем глаза замечаю, как Луис ловит стаканчик Уилла, когда тот его едва не роняет.
— Уже наклюкался? — улыбаюсь я.
— Отродясь вина не пил, — отвечает Уилл и делает огромный глоток.
Снова все смеются.
— Курить будем, или как? — спрашивает Клара.
— А медсестры не учуют? — отзываюсь я.
— Нет, если мы откроем окно и высунемся на улицу. Ну и дверь закрыть надо. — Клара вскакивает на ноги. — Уилл никогда не пил вина, я никогда не курила, и никто из нас никогда раньше не видел снега. — Она тайком смотрит на меня, и мы обмениваемся взглядами, понятными только нам двоим. — Несколько дней подряд сплошные открытия.
Я думаю о том, каково это было — оказаться внутри нее. Странно и одновременно чудесно. Дождаться не могу, когда опять наступит ночь.
— Я не буду, — заявляет Луис, сдвигая очки к переносице. — Сигареты вредны для здоровья.
Джейк уже у окна, тянет за старую деревянную раму. У него во рту торчит незажженная сигарета. Услышав Луиса, он поворачивается и пялится на гения.
— Ты, на хрен, серьезно? — спрашивает Джейк и переводит взгляд с Луиса на меня.
— А мне приходится с этим жить, — притворно жалуюсь я.