Дом смерти
Шрифт:
За все время мы ни разу не улыбнулись. Мышцы во всем теле горят, пока мы со всей осторожностью спускаемся в гребную лодку. Надо узнать, выдержит ли она двух человек. Дерево скрипит, но держится. А сидеть в лодке все равно что сидеть на куске льда. Клара оглядывается по сторонам и смотрит туда, куда скоро причалит катер с продуктами.
— Нужно убедиться, что мы сумеем догрести до того места, если отвяжем лодку, — тихо говорит Клара. — Если придется, будем грести руками.
— Не проблема, — фыркаю я. — Останется только залезть на катер, и до свидания.
— Это если будет возможность забраться наверх по борту. А если не будет, рискнем попасть на катер прямо с причала, пока грузовик будет у дома.
— Уже не могу дождаться, — говорю я.
От холода весь дрожу и слышу, как стучат зубы. Непроглядное черное море вокруг кажется тягучей нефтью. Над водой гуляет резкий пронизывающий ветер. Ужасно хочется оказаться у теплого дружелюбного океана, о котором мы столько говорили.
— Достань мне пару шпилек. Завтра ночью попробую вломиться в кабинет Хозяйки. Может, у нее где-то есть расписание для грузовика. — Что ж, это почти правда.
Мы сидим друг напротив друга, чтобы не раскачивать хрупкое, видавшее виды суденышко. Больше всего на свете мне сейчас хочется обнять Клару.
Она смотрит в небо.
— Вот бы снова появились огни!
Однако над горизонтом виднеется только розовая дымка. Долго я на нее не смотрю. Она напоминает о следах на ногах Уилла. О самом Уилле, медсестре и Хозяйке.
— Я все думаю о «витаминах», — нарушаю я затянувшуюся тишину. — Может, в них есть что-то такое, от чего все ускоряется?
Клара смотрит мне в глаза. Она совсем не дрожит. Поражаюсь, как ей может быть не холодно. Впрочем, в Кларе меня поражает все. Она — моя загадка, королева русалок.
— Думаешь? — Ее голос звучит выше — из-за надежды. Она волнуется не меньше меня, но лучше это скрывает.
— Не знаю. Это просто мысли.
После нашей медсестры никакие действия Хозяйки меня уже не удивят. Мысль о том, что от таблеток дефективность ускоряется, ничем не хуже других. Может быть, даже лучше. Для нас. Мы-то таблетки не пьем. Может, у нас впереди годы, а не считанные месяцы.
— Когда в последний раз дефективные на самом деле менялись? — спрашивает Клара.
— Не знаю. Лет сто назад. Может, восемьдесят.
Я и правда не знаю. В любом случае это было давно. Анализы проводились уже тогда, когда моя бабушка была маленькой. А значит, трансформации случались еще раньше. В те времена дефективных было намного больше.
— Я вот даже не знаю, во что мы должны превратиться. У кого-то в школе был старый фильм ужасов на эту тему. С тех времен, когда такие фильмы еще не запретили. Но я его так и не посмотрела.
Я смотрю на чернильную воду.
— Во что бы мы ни превратились, ничего хорошего в этом нет. Самими собой мы уже точно не будем.
— Может быть, нам стоит подыскать для себя необитаемый островок. Не хочу кому-то причинить вред. И нужно пистолет купить. Если кто-то из нас начнет меняться, второй сможет с этим разобраться.
— То есть ты уже собираешься меня прикончить? — пытаюсь пошутить я.
Совсем не хочется думать об испорченных генах у нас в крови.
Клара тихонько смеется, и мне кажется, что в царящей вокруг ночи она — воплощение света и тени.
— Себя я тоже убью. Сразу же.
— Я бы тоже так поступил, — отзываюсь я, хотя не уверен, что говорю правду.
Я люблю Клару. Не могу представить, что ее нет рядом. Однако бесконечную пустоту представить тоже не могу. Возможно, я так сильно ненавижу Эшли отчасти еще и потому, что не могу разделить его фантазии о вечной жизни после смерти.
— Мы окажемся в земле, — говорит Клара, — а потом наши атомы вместе будут путешествовать по миру. Абсолютно свободные.
Мысль приятная, но этого мало, чтобы угомонить страх. Я хочу оставаться собой. Желательно навсегда. Поэтому знаю, что изо всех сил буду бороться за шанс выжить. Сомневаюсь, что смогу приставить пистолет к виску и нажать на спусковой крючок. И сама эта мысль меня бесит. Я люблю Клару всем сердцем и не хочу испытывать слабость. Не хочу, чтобы страх затмил мои чувства к ней.
— Я думала, со снегом все наладится, — усмехается она.
— Я тоже думал. День или два. Сначала и правда было классно. Отличный тогда выдался денек.
— Бедняжка Уилл, — вздыхает Клара.
Через некоторое время мы поднимаемся обратно на причал и разговариваем обо всем на свете. О том, что будем делать, есть и носить, когда сбежим. На что будем жить. Но сегодня разговоры кажутся пустыми и бессмысленными. Постоянно ощущается незримое присутствие Уилла. Словно на одном плече у меня он, а на другом — наша медсестра.
Вернувшись в дом, мы чуть-чуть обнимаемся и целуемся на кухне. Но каждое прикосновение пропитано печальным отчаянием и желанием доказать самим себе, что мы еще живы. И все же ощущать кожу Клары, которая, по сравнению с моей, кажется пламенно горячей, очень приятно. В конце концов Клара начинает плакать, а мне нечего сказать, чтобы ее успокоить. Все, что здесь творится, дерьмово. Все, кроме нас с ней. Завтра ночью я обязательно узнаю, когда вернется катер.
Глава 18
Спать и в мыслях не было, но вырубаюсь я мгновенного и дрыхну несколько часов до самого подъема, хотя звонка не слышу. Будит меня Том. На улице ярко светит солнце, все блестит, а снег со льдом потихоньку тают. Чудесный день. Одеваясь, я смотрю в окно, но в конце концов приходится отвернуться.
Луис помогает Уиллу одеться, и становится ясно: за ночь все стало хуже. Ноги Уилла дрожат. Сам он как будто похудел. Глаза впали и излучают дикий страх.
— Нужно помочь ему за завтраком, — глядя на меня, говорит Луис.