Дом смерти
Шрифт:
Стараюсь дышать неглубоко и надеюсь, что Эшли этого не заметит. Если судить по запаху, болезнь пришла к нему внезапно и протекает очень быстро. Вряд ли ночью он так же вонял. К утру этой вонью пропиталась бы вся спальня. С Уиллом все случилось очень быстро, и теперь то же самое происходит с Эшли. Я опять думаю о витаминах. Уверен, Хозяйка не видит в нас людей, потому что и сама она далеко не нормальный человек. Сомневаюсь, что ее вообще можно назвать человеком. Мы для нее — как ящики с продуктами на складе. Ей привезли новые ящики, и пришло время избавиться от просроченных. После того, что она сделала с нашей медсестрой, легко поверить, что она способна ускорить течение нашей дефективности.
— Надо мной всегда смеялись, — продолжает говорить Эшли, глядя в землю. — Мой отец был проповедником. Причем отличным. Люди по-настоящему к нему прислушивались, но он их пугал. — Эшли замолкает и усмехается. — Никогда не понимал, зачем приплетать сюда страх. В мире и так полно пугающих вещей. Я всегда считал, что дело в любви. Даже когда другие дети в школе смеялись надо мной, пинали мои вещи и обзывались, я старался хранить в сердце Иисуса.
Я слегка съеживаюсь. Не могу удержаться. Наверное, дело во мне, а не в Эшли. Как бы страшно мне ни было, не могу я поверить во все это дерьмо. Гораздо легче и приятнее верить в Клару, атомы и вечные путешествия по миру.
— Когда оказалось, что я дефективный, я ни капельки не удивился. Я всегда таким был. Никуда не вписывался.
Эшли словно прорвало. Он начал говорить и уже не может остановиться. Я вижу на ветке ноги Клары и жалею, что не полез за ней на дерево.
— Когда за мной приехали, мама была наверху. Я с ней даже не попрощался. Зато папа был рядом, и вид у него был весьма довольный. Разве это нормально? Он сунул мне Библию, велел прекратить плакать и нести слово Божье гнусному отродью. — Эшли словно задыхается и тяжело сглатывает. — Он назвал меня отродьем. — Потом смотрит на меня. — Думаешь, это очень плохо — ненавидеть собственного отца?
— Честно говоря, он у тебя, кажется, тот еще козел.
До сих пор у меня в ушах стоит мамин крик. А папа наверняка так и не простил себя, что его не было дома, когда приехал фургон. Я вспоминаю, сколько лжи нагородил о родителях, сколько ужасных историй о них рассказывал, когда попал в дом, только чтобы выглядеть крутым, и меня с головой захлестывает стыд.
— Ага, — почти улыбается Эшли и в этот момент кажется самым обычным пацаном. — Таким он и был, наверное. Но я не отступил от своих убеждений. Я никого не пугал и не потерял веру. Я все делал по-своему.
— Это точно. И до сих пор делаешь.
Я честно пытаюсь сказать что-то приятное, но не знаю, получается или нет.
— Надеюсь, я никого не подведу, — повторяет Эшли. — Не хочу, чтобы меня видели испуганным.
Больше он ничего не говорит, а я не могу придумать, что такого сказать, чтобы ему стало легче. Чувствую себя последним куском дерьма. Само собой, Эшли все еще может взбесить меня только тем, что дышит, но прямо сейчас мне его жаль. Он заблудился в собственном мире. Через пару минут я встаю с качелей и оставляю его в покое. Хорошо, что завтра утром мне не придется смотреть на пустое место, где пока еще стоит его кровать. Может быть, когда мы с Луисом исчезнем, Тому разрешат переехать в седьмую спальню.
Я иду на другую сторону сада. Легкий свежий ветерок совсем стих, и солнце пригревает спину. Даже после разговора с Эшли мне все равно приятно ощущать тепло. Напряжение в мышцах ослабевает. Сразу вспоминается бумажка, которую я повсюду ношу с собой. Я останавливаюсь перед могилой Джорджи. За спиной шелестят листья, и похрустывают ветки — Клара спускается ко мне. Это «до свидания» мы скажем вместе. Мои пальцы все еще помнят торопливое сердцебиение птицы и мягкое тепло перьев. Я помню, как смотрели на нас темные глаза.
— Мне очень хотелось, чтобы он улетел, — печально говорит Клара и переплетает тонкие пальцы с моими.
— Мы улетим за него, — отзываюсь я. — За всех.
Она кивает и опускает голову. На лицо падают густые волосы.
— Ночью встречаемся в кухне, да? — начинаю я. — С Луисом я еще не говорил. Поговорю перед отбоем. Не хочу, чтобы он как-то нас выдал.
Внезапно мной снова овладевает волнение.
— Лучше зайди за мной в спальню, когда будешь готов, — говорит Клара и снова мне улыбается.
Сегодня она какая-то другая. Тихая и задумчивая. Наверное, нам обоим странно прощаться с домом.
— Я люблю тебя, Тоби.
— Я тебя больше люблю.
— Такого не может быть.
— Продолжим в том же духе — и меня стошнит.
Клара смеется, и ее смех кажется прекрасной музыкой в солнечных лучах.
Не помню, чтобы когда-нибудь был так счастлив.
Глава 23
— Нам надо поговорить.
После просмотра фильма народ расходится по спальням, и мне удается поймать Луиса на лестнице. Том уже вовсю жалуется на вонь в нашей комнате. Понять его можно. Эшли вернулся из церкви, и теперь жуткий запах просачивается в коридор, будто у нас в спальне кто-то знатно напердел. Надеюсь, хоть кто-то из Божественного Отряда не отвернется от Эшли. Как минимум Гарриет точно не перестанет ходить в его церковь. Хотели мы того или нет, у всех здесь появились связи, и меня это радует. Если и есть что-то важное в жизни, то это точно любовь. Эшли был прав.
Луис выдергивает руку из моих пальцев и пытается меня обойти.
— Иди к черту. В сотый раз тебе говорю: не смей со мной разговаривать.
— Речь о повторном анализе.
Тут он останавливается и настороженно смотрит на меня:
— И что с ним?
— Хочу тебе кое-что показать. Только не здесь.
Разрываясь между ненавистью ко мне и желанием все узнать, гений жует нижнюю губу.
— Хорошо.
Он решительно шагает к ближайшей ванной, а я с бешено бьющимся сердцем иду за ним и закрываю за нами дверь. Потом молча достаю сложенный лист бумаги и отдаю Луису.
Довольно долго он пялится на бумажку. То сводит, то разводит брови. Принять такое нелегко. Когда так долго живешь со страхом, он почти становится тебе другом. Единственное, в чем мы были уверены, — это наше неизбежное будущее.
В конце концов Луис поднимает голову.
— Где ты это взял?
— В кабинете Хозяйки.
Он снова смотрит на листок и начинает дрожать с ног до головы.
— Но ведь… Ничего не понимаю. Почему она ничего не сказала? — Он заглядывает мне в глаза. — Почему мы до сих пор здесь?