Дом сна
Шрифт:
Рассказывая, Сара мало-помалу успокоилась. Она вспомнила, что Эйлин Палмер всегда относилась к ней справедливо и великодушно; за три года, которые они проработали вместе, им пришлось выдержать столько битв, столько трудиться, расчищая друг другу путь в юридических и административных джунглях, что теперь их соединяли воистину нерушимые узы. Сара знала, что если она скажет правду, ей нечего бояться.
– Вчера днем я обнаружила Элисон Хилл в парке Финсбери. Девочка сидела в полном одиночестве, – начала она. – Я спросила, что она там делает, и Элисон ответила, что не может попасть домой, поскольку мать вернется только в семь часов, а ключ она то ли потеряла, то ли забыла. Мне ничего не оставалось, как пригласить девочку к себе. По дороге мы зашли в кафе, а потом
Эйлин внимательно слушала. Она хмурилась, но хмурилась ободряюще, сосредоточенно морща лоб.
– А что потом?
– Только тогда я сообразила, что совершила страшную глупость. Первым делом мне следовало выяснить адрес Элисон. Поэтому я вернулась в школу, попросила Дерека открыть секретарскую и нашла адрес девочки в ее личном деле. Из школы я позвонила Элисон домой, трубку сняла ее мать. Вернувшись с работы, она нашла девочку сидящей на пороге – надо полагать, в расстроенных чувствах. Похоже, фильм взволновал Элисон, потому что она плакала. В результате, мать девочки устроила мне нагоняй, обвинила меня в серьезной ошибке, а я ответила, что она, видимо, плохо смотрит за дочерью, раз та по три часа болтается без присмотра в парке… Все это было… довольно мерзко.
– Похоже, вы заставили ее оправдываться. Насколько я могу судить, это весьма агрессивная особа.
– Так вы… ты вы знакомы с миссис Хилл?
– Она предпочитает, чтобы ее называли мисс Хилл. Да, она бывает на родительских собраниях.
– А мистер… то есть ее муж, партнер или как там его.
– Нет. Я ничего о нем не знаю. Я даже не знаю, существует ли он.
– У меня такое ощущение… – Сара подалась вперед, уже более уверенно; она чувствовала, что ее затягивает тайна, окружающая семью Элисон. – У меня такое ощущение, что он умер. И умер совсем недавно.
– Правда? А откуда это ощущение?
– В Элисон есть что-то такое… Похоже, девочка зациклена на смерти. На уроке Нормана она прочла стихотворение собственного сочинения, и стихотворение ее было…
– Нездоровым?
– Не столько нездоровым… сколько беспросветным. Элисон написала о звезде, которая умирает и превращается в черную дыру, а две оставшиеся звезды переживают утрату и одиночество. Кроме того, вчера я обнаружила в ее ранце мышь. Мертвую мышь. Элисон нашла ее на игровой площадке и сказала, что хочет отнести домой и похоронить.
– Это действительно подкрепляет вашу гипотезу, – сказала Эйлин. Время от времени ее одолевала склонность к таким вот сухим формулировкам. Она посмотрела на часы и встала: пришло время для утренней линейки. – Вот что, Сара: сегодня во второй половине дня я дам ответ мисс Хилл, уведомлю ее, что рассмотрела жалобу и получила заверения, что впредь мои сотрудники будут вести себя должным образом.
– Спасибо.
– Я бы очень удивилась, если бы дело обстояло иначе, Сара, – она дружески улыбнулась. – И все же хорошо бы вам попробовать самой замять эту историю. Тем более, тогда мы сможем удовлетворить наше любопытство.
– Вы хотите сказать… – Сара решилась на непочтительность. – Вы хотите сказать, мне стоит туда заявиться и что-нибудь разнюхать?
– Приблизительно, – сказала Эйлин и вывела Сару в коридор, который уже заполонили дети, беспорядочной и крикливой толпой направлявшиеся к актовому залу.
В тот вечер Сара направлялась к дому Ребекки Хилл, полная предубеждений, в основном, – классового толка: она и помыслить не могла, что женщина, столь небрежно (с ее точки зрения) относящаяся к воспитанию детей, может жить в достатке. Сара готовилась встретить нищету, а вместо этого столкнулась со всеми характерными признаками среднего класса. Пока она в одиночестве сидела в гостиной Ребекки, первоначальное удивление быстро сменилось самобичеванием, а следом ее исподволь охватило другое, более неожиданное чувство. Сара вдруг поняла, что чувствует себя в этой комнате как у себя дома; больше того – после ухода Энтони даже в собственной квартире она не чувствовал себя так комфортно, как здесь. Сара ничего не понимала. Ведь она провела в этом доме лишь несколько минут – ожидая, пока Ребекка принесет вино, которое холодно и неохотно предложила, после того, как оправилась от потрясения, узнав, что перед ней учительница дочери. Очевидно, подобное ощущение комфорта в доме совершенно постороннего человека – полная нелепость, особенно если учитывать, что посторонний этот, судя по обстановке, располагает немалым доходом; да и разговор предстоял чрезвычайно трудный. Тем не менее, мебель, цветовая гамма, картины на стенах, игра света, льющегося на ковер из французских окон, ряды книжных переплетов, вазы с гипсофилой и дельфиниумом – нечто во всем этом рождало у Сары неотвязное, хоть и необъяснимое чувство, будто все здесь знакомо ей и привычно. Она даже на мгновение подумала, не переживает ли dйjа vu – или, быть может, она видела эту комнату в одном из своих правдоподобных снов. Но нет, решила Сара, нет. Объяснение странному и приятному ощущению, будто она вернулась домой (по-другому чувство это и назвать нельзя), лежало где-то глубже.
– Боюсь у меня есть только из «Сейнзбериз», – сказала Ребекка, небрежно протягивая Саре бокал зеленовато-желтого австралийского вина. – Элисон наверху делает уроки. Я могла бы попросить ее спуститься, но, быть может, нам лучше самим разобраться с этим вопросом.
Сара встревожилась при мысли, что ей нужно «разбираться» с этой женщиной. Она уже углядела на полках ряды томов по юриспруденции и догадалась, что Ребекка, по всей видимости, работает адвокатом. Сара сделала три быстрых и нервных глотка.
– Зачем все-таки вы пришли? – прямо спросила Ребекка. – Сегодня утром я подала жалобу вашей директрисе. И полагала, что на этом вопрос будет исчерпан.
Сара наполовину рассмеялась, наполовину задохнулась от наглости хозяйки, которая явно перекладывала всю вину на нее.
– Похоже, она так не считает, и, честно говоря, я тоже. Мы очень обеспокоены тем, что вчера днем я нашла вашу дочь в парке Финсбери. Девочка не могла попасть в дом, и ей некуда было пойти в течение почти четырех часов.
Ребекка вздохнула.
– Послушайте, меня это встревожило так же, как и любого нормального человека. Этого не должно было случиться. Мне пришлось уехать в Лондон по делу, а Элисон сказала, что до начала шестого задержится в школе, посмотрит соревнования. Я думала, что кто-нибудь из подруг проводит ее до дома, и она сама откроет дверь. Но глупышка потеряла ключи. – Вполголоса, словно про себя, она добавила:
– Похоже, в последнее время она стала растеряхой.
– Простите, – сказала Сара, – но это же ненормально. Во-первых, я не уверена, что в школе у Элисон есть подруги. Она не очень-то общительна. А, во-вторых, неудивительно, что она постоянно все теряет, – девочка явно переживает очень трудный и несчастливый этап.
– Давайте-ка отбросим эту доморощенную психологию, – сухо сказала Ребекка. – Вы лучше скажите, какое отношение все это имеет к вашему странному поступку? Зачем вы повели ее на фильм, который, судя по всему, достаточно жесток и неприятен, чтобы вывести девочку ее возраста из душевного равновесия.
Ее голос прибавил как по части громкости, так и по части пронзительности. У Сары не было ни малейшего желания с самого начала вступать в пререкания.
– Не стоит выяснять, кто и в чем виноват, – сказала она. – Мы обе желаем Элисон добра, так что давайте не будем забывать, что на самом деле мы с вами заодно. А раз так… – тут она позволила пробиться стальным ноткам, – … мне нужно ваше заверение, что этого больше не повторится. В противном случае, мне придется доложить об этом в соответствующие органы.