Дом Судьбы

Бёртон Джесси

– Все это можно найти в «Толковом поваре», мадам. – Она колеблется, но все же решается сделать шаг навстречу. – Я тоже не волшебница. Просто готовлю их уже тридцать лет.

Ребекка сияет.

– Отличный аргумент в пользу труда.

– Уверена, что любой на это способен.

– Но мало кто готов засиживаться за работой, – парирует Ребекка, и у Корнелии розовеют уши.

Удивительно: Корнелия никогда не скромничает насчет своей готовки, она буквально купается в уверенности, что бы ни подавала к столу. Но вот она вдруг стесняется и жаждет поговорить, доброта и

открытость Ребекки обезоруживают ее в считаные минуты. Мало кто способен удовлетворить высоким требованиям Корнелии, но Ребекке это, похоже, удалось. У Корнелии такой вид, будто ей невыносимо находиться в лучах столь ярко сияющего солнца, но смириться с мыслью о том, чтобы от него уйти, она не может. Корнелия, кажется, вот-вот собирается сказать что-то еще, но вырывается из этого плена и шагает к двери.

– Работа ждет.

– Сейчас? – Ребекка искренне разочарована.

– Всегда, – отвечает Корнелия. – Тея, ты должна вернуться не позднее пяти часов. Иначе, – она бросает взгляд на Ребекку, – твоя тетушка запечет тебя в пироге.

Ребекка смеется. Тея ошеломлена тем, как удачно Корнелия пошутила.

– Обещаю, – говорит Тея.

– Может, теперь ты и женщина, Тея, но если ты не придешь на бал к Саррагон, поплатимся мы все. – Корнелия поворачивается к Ребекке: – Спасибо вам за этот день, мадам. Само наслаждение. Я знаю хороший рецепт мыла, которое поможет избавиться от въевшейся крови, если вам понадобится.

Прежде чем Ребекка успевает ответить, Корнелия потуже затягивает шарф на шее и скрывается в коридоре. Тея смотрит, как закрывается дверь.

– Ты произвела на нее впечатление. Поэтому она и не смогла остаться. Она совершенно не знает, как быть, когда что-то производит на нее впечатление.

Ребекка наливает им обеим по маленькому бокалу вина.

– Она мне очень нравится. Тебе повезло. Выпьем же за то, чтобы в восемнадцать все еще иметь няню!

– Мне не нужна няня.

Ребекка пожимает плечами:

– А я бы не отказалась.

– Но у тебя есть все.

– У меня есть много чего. Но не любящая нянюшка. – Ребекка вздыхает. – Бал у Саррагон? Вот это честь.

– Если тебе такое нравится.

Ребекка распахивает глаза шире.

– Бал будет захватывающим. Жаль, я не могу пойти.

У Теи вспыхивает крошечная искорка надежды.

– Ты приглашена?

– Да. Но у меня спектакль. Предпочитаю свиную кровь жемчугу. В любом случае к тому времени, как я туда доберусь, лучшие люди уже, вероятно, разъедутся. Но, Тея, послушай… – Ребекка подходит к развешанным платьям и широким жестом выбирает золотистое шелковое. – Возьми, наденешь.

Тея не сводит глаз с наряда в руках подруги.

– Я не могу.

– Можешь.

– Ноги будут торчать из-под юбки.

Ребекка пожимает плечами.

– Его подшивали под меня. Там полно ткани. Я попрошу Фабрициуса ее выпустить и отгладить. Тебе платье пойдет больше. Я надевала его для Джульетты, но оно слегка выцвело.

Тея подходит к платью, касается ткани.

– Ты так добра ко мне. Жаль, что тебя не будет на балу.

– Сомневаюсь, что твоя тетушка была бы рада моему присутствию. Ты

говорила, что она не любит актеров. Почему так? Ведь мы совершенно безобидны.

– Ребекка, – Тея выпускает из рук платье и возвращается к столу, – ты слышала, у меня мало времени. Он здесь?

По лицу Ребекки пробегает тень. Актриса вешает золотое платье на спинку стула.

– Скажи мне, Тея Брандт, зачем ты ходишь в театр? Это из-за него?

– Я его люблю.

Ребекка мрачнеет.

– Знаю. И Вальтер – хороший художник. – Она берет со стола хлеб, отрывает от него ломоть. – Но он не бог, Тея. Он всего лишь человек.

– И все же он заслуживает моего преклонения.

Ребекка проводит рукой по волосам, на лице ее читается недовольство.

– Понимаю, тебе кажется, будто ты упускаешь время. Но ты увидишь, что оно замедлится. Впереди еще столько всего.

– О чем ты?

– Я не хочу тебе указывать, что делать, но…

– Именно. – Тея невольно закатывает глаза. – Ты мне не мать.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– В жизни не была счастливее.

– Я всего лишь одно хочу сказать: будь осторожна.

– С чем?

Ребекка вздыхает:

– Обещала себе не вмешиваться. Знаю, ты счастлива. Но… Вальтеру сколько? Двадцать пять, двадцать шесть?

– Двадцать шесть исполнится в апреле.

– Почти на восемь лет старше тебя.

– Восемь лет – это ничто. Возраст не имеет значения. Ты не знаешь его так, как я. Ты не понимаешь.

– Я понимаю, что ты – Брандт. А это кое-что да значит.

– Может, в прошлом и значило, – говорит Тея. – А сейчас – нет. Я думала, тебя не волнуют правила общества. Ты никогда не была замужем. У тебя здесь собственная комната. Свобода.

– И все-таки для меня тоже существуют правила, нравятся они мне или нет, – возражает Ребекка. – Просто будь с ним осторожна. Ты – куда больший трофей, чем думаешь, и ты заслуживаешь лишь самого лучшего.

– И она получит все самое лучшее, – произносит голос у двери.

Женщины одновременно оборачиваются, и серд-це Теи выпрыгивает из груди. Ребекка отводит взгляд, а Тея поднимается на ноги. Он пришел за ней, главный художник декораций Схаубурга. Она стремится к нему, будто сокол к запястью хозяина, летит навстречу своей любви.

IV

Вальтер Рибек – не первый, кто обосновался в мыслях Теи. Когда ей было шестнадцать, она свято верила, что самый красивый мужчина на свете – это Роберт Хуфт, который доставлял Корнелии куриные яйца. А до него она считала таковым Абрахама Моленара, продавца метел. А до него, в пятнадцать, был Дирк Свертс, который мыл окна в гостиной, – тоже красавец. Когда Тее было четырнадцать, ее воображение занимал Герт Бреннеке, доставлявший соленую свинину от мясника Класа, ведь его тоже вполне можно было назвать усладой для глаз. Тея ничего не могла с собой поделать, она повсюду видела прекрасных юношей. Юношей, которые не понимали, что она в них видит, юношей, которым все равно. Бог дал ей глаза, но взор их был направлен лишь в одну сторону. И ответных взглядов от этих созданий она никогда не получала.