Дом трех вдов
Шрифт:
– Ладно, Мила, сейчас мне нужно немного поработать.
Тетя поспешно поднялась:
– Ухожу, ухожу! Не буду тебе мешать!
– Ты мне вовсе не мешаешь. Наоборот – не могла бы ты мне помочь?
Мила всплеснула руками:
– Конечно! Буду рада! А что нужно делать?
Я окинула взглядом голубые кудряшки и ясные глаза тетушки и призналась:
– Я хочу написать несколько анонимных писем.
– Извини? – Мила склонила голову набок. Иногда у нее проблемы со слухом.
– Это не настоящие анонимные письма, – поспешно сообщила я. – Это мистификация. Шутка, понимаешь?
Тетя внимательно вгляделась в меня. Я сделала непроницаемое лицо.
– Хорошо, – вздохнула тетушка. – Чем я могу помочь?
– Принеси мне, пожалуйста, резиновые перчатки, ножницы, клей и пару экземпляров той рекламной газеты, которую ты непонятно зачем забираешь из ящика.
– Мне жалко деревья, которые пошли на ее изготовление, – созналась Мила.
Следующие полчаса прошли крайне познавательно. Никогда в жизни я не занималась таким глупым делом. Взяв три одинаковых листа бумаги, я принялась вырезать из газеты буквы и приклеивать их вкривь и вкось. Я чувствовала себя первоклашкой на уроке труда, пыхтела, злилась, высовывала язык, перемазалась клеем. Но результат получился превосходным.
С видом Леонардо, только что закончившего «Джоконду», я оглядела свое творение. Текст был примерно одинаковым, с небольшими вариациями: «Смерть идет за тобой. Тебе не спастись. Ты заплатишь за все. Мне все про тебя известно. Ты жди, скоро приду за тобой, расплата близко».
– Женя, ты уверена, что тебе ничего не будет за такое? – обеспокоенно разглядывая результат моего труда, спросила тетушка.
– Мила, не смеши. В нашей стране можно украсть миллиарды, быть заказчиком нескольких убийств, развалить отрасль экономики, развязать братоубийственную войну – и тебе за это ничего не будет, – огрызнулась я. – А тут какие-то бумажки. К тому же они не имеют никакой юридической силы. Их даже нельзя представить как доказательства чего-либо. Ты же юрист, ты должна понимать!
– О чем ты? – нахмурилась тетя.
– Это анонимные письма с угрозами, – терпеливо объяснила я. – Если бы я всерьез собиралась привести угрозы в исполнение, то письма могли бы служить обличающим меня материалом для следствия. А поскольку я не собираюсь выполнять угроз, это просто резаная бумага. Главное здесь – намерение, понимаешь?
– Вероятно, ты хочешь этими письмами кого-то напугать, – догадалась тетушка.
– Ты проницательна, как всегда! – Я чмокнула Милу в щеку, сложила послания в конверты, написала адреса (обратного, разумеется, не указала) и сказала: – Вернусь к обеду. Не скучай.
Сбежала по лестнице, прыгнула в «Фольксваген» и вырулила со двора. Письма я собиралась бросить в ящик подальше от дома – нечего светиться, кто знает, как повернется дело. Конечно, можно было бы опустить послания прямо в почтовые ящики моих «жертв», но мне не хотелось мелькать поблизости. Мой выход на сцену еще впереди.
Письма предназначались бывшим женам, а ныне вдовам Кирилла Ганецкого. Таковых у него имелось целых три. Я была знакома со второй – с Никой, а об остальных только слышала.
Мои письма должны были напугать женщин и заставить их предпринять определенные шаги. А именно – обратиться за помощью и защитой к Евгении Охотниковой.
Мне нужен доступ в дом Ганецкого, и я его получу. Пусть даже таким оригинальным способом, как охрана трех его вдов. У меня не было ни малейших сомнений, что они обратятся именно ко мне. Во-первых, в нашем городе больше нет женщин-телохранителей. Во-вторых, мы же вроде не чужие… И в-третьих, Ника сделает мне необходимую рекламу. Вдова номер два – очень активная женщина.
А пока я опустила три письма в ящик на главпочтамте, отъехала подальше, сняла перчатки и выбросила в ближайшую урну. Все, теперь остается только ждать.
Зато у меня будет время собрать информацию.
Принимая решение взяться за расследование – выполнить последнюю просьбу Кирилла, – я прекрасно понимала: со всем списком мне не справиться. Если я буду проверять каждого фигуранта, следствие будет идти до конца моих дней, даже если я помру в глубокой старости.
Требовалось отсортировать подозреваемых.
В списке имелись три жены покойного, двое школьных приятелей, с которыми Ганецкий поддерживал отношения, пятеро довольно солидных людей, с которыми Кирилл контактировал по работе, а также с десяток совершенно неизвестных мне личностей.
Не стоит забывать, что Ганецкий был в нашем городе фигурой заметной. Расследование его убийства уже ведется и будет проведено качественно. Путаться под ногами у полиции мне бы не хотелось – и без того слишком часто я вторгалась на их территорию. До сего дня мне это сходило с рук, но кто знает, как все повернется…
Так что я покрутила, подумала, просчитала расклад и решила так: середину списка, то есть друзей и деловых партнеров Ганецого, я оставлю полиции. Если виновен кто-то из них, его, скорее всего, вычислят. Когда человек занимается не своим делом, из этого редко выходит что-то хорошее. Ты можешь быть акулой в бизнесе, но убийство… да еще при помощи огнестрельного оружия… Качественная баллистическая экспертиза может рассказать специалисту больше, чем свидетель. Так что поимка преступника в этом случае – просто вопрос времени.
Зато себе я оставила «голову» и «хвост» списка.
Все дело в том, что я знала Ганецкого. Не просто была знакома с ним, а знала хорошо. Знала, как он думает, как чувствует, как относится к окружающим. И на своей шкуре я поняла, на какие грабли чаще всего наступают те, кому не повезло в него влюбиться.
Может быть, для полиции три вдовы не выглядят подходящими кандидатурами на роль убийцы, но я так не считаю. Во-первых, слабая женщина способна выстрелить из пистолета ничуть не хуже мужчины. Во-вторых, я знаю, какой скотиной бывал иногда Ганецкий, и представляю, до чего могла дойти обиженная им женщина. Одно время я и сама видела во сне почти каждую ночь, как ломаю шейные позвонки неверному возлюбленному… Но я же не перешла к действиям!