Дом у Чертова озера
Шрифт:
По большому счету, нынешний дом ничем не отличался от своего прототипа.
– План дома Себастьян рисовал сам и требовал от строителей неукоснительного следования его идее, наверно, хотел воссоздать в этом дремучем крае уголок собственного мира.
– Жутковатый у него был мир, – поежилась Савельева.
– Тогда время такое было, – вступился за предка Жуан.
– Да, мы в курсе. Варвара нас вчера просветила насчет того времени. – Влад отложил гравюру в сторону, посмотрел на Эйнштейна: – Ну, есть у тебя еще какие нибудь веселые картинки?
–
– А наш заморский гость любил фотографии, – усмехнулся он.
– Да, любил – для этих целей у него даже имелся личный художник, мальчишка из местных крестьян, самородок. Говорят, талантливый был шельмец.
– Кто говорит? – усмехнулся Влад.
– Современники говорят. То есть говорили.
– Сейчас ты нам, наверное, покажешь целый выводок гуановских отпрысков? – предположил Влад.
– Нет, я вам покажу что то куда более интересное. – Эйнштейн выдержал драматическую паузу и продолжил: – У Себастьяна Гуано была любовница, некая девица, которую он привез с собой из чужих земель. Не то испанка, не то цыганка. В общем, не православных кровей барышня. Как ее звали на самом деле, никто не знал. Себастьян велел называть ее Барбарой. Девица была красоты неописуемой, но язычница. В церковь не ходила, одежи носила непотребные, а вместо нательного креста какое то бесовское украшение. Местных не то чтобы боялась, но сторонилась. За три года, что прожила в здешних краях, научилась говорить по русски, но православия так и не приняла. Зато родила Себастьяну сына, байстрюка, одним словом.
– Ладно, Эйнштейн, заинтриговал. Показывай нам эту заморскую красавицу.
– Прошу! – Эйнштейн выложил на стол еще одну ксерокопию.
На сей раз картинка была цветной. С нее задумчиво и немного грустно смотрела девушка. Волосы черные, как смоль, глаза зеленые, скулы высокие…
Влад отложил листок, изумленно глянул на Савельеву. Если не принимать во внимание незначительные отличия, она была почти полной копией незнакомки с портрета. Мало того, шею Барбары украшал точно такой же медальон, как у Варьки. А на коленях девушки дремала черная кошка…
– Ну, как вам картинка? – поинтересовался Эйнштейн. – Ничего необычного не находите?
– Ты намекаешь на сходство гуановской любовницы с нашей Савельевой? – Влад внимательно посмотрела на Варькин медальон и спросил: – Откуда у тебя эта безделушка?
Савельева прикрыла медальон ладонью и сказала с вызовом:
– Это украшение моей мамы. Оно передается по женской линии из поколения в поколение.
– Значит, из поколения в поколение? Эйнштейн, а что стало с этой Барбарой?
– А вот тут и начинаются странности. Барбара исчезла через год после рождения сына, точно сквозь землю провалилась. Говорили разное. Одни считали, что Себастьян отослал надоевшую любовницу обратно на родину, другие шептались, что, натешившись, просто убил.
– Убил? – переспросила Савельева.
–
– А ребенок? Что случилось с мальчиком?
– Про ребенка летописи молчат. Вроде как и не было у Себастьяна никакого незаконнорожденного отпрыска.
– Тоже убил? – спросила Варя шепотом.
– Думаю, на ребенка у него рука бы не поднялась.
– Откуда такая уверенность? – спросил Влад.
– История – штука тонкая. Как ни замалчивай факты, но рано или поздно что нибудь да выплывет.
– И что выплыло?
– А то, что в год исчезновения Барбары в соседнем селе поселился мельник с семьей. По тем временам жил тот мельник весьма неплохо, что на фоне всеобщего обнищания казалось подозрительным. А еще среди его многочисленных детей, белобрысых и курносых, черной вороной выделялся полуторагодовалый мальчик. Мальчик был чернявым и смуглявым и от остальной родни отличался очень сильно. Местные кумушки тогда судачили разное. В основном пересуды касались жены мельника, Ульяны. Мол, согрешила баба, прижила цыганенка. Но вот что странно, мельник тот был мужиком лютым и на расправу скорым, а в жене изменнице души не чаял. Странно?
– Хочешь сказать, что купец своего незаконнорожденного сына отдал мельнику на воспитание и приплатил ему за молчание? – спросил Влад.
– Я думаю, что такое предположение не лишено смысла. Кстати, мельника звали Антип Воронин.
– Приплыли! – буркнул молчавший до этого Жуан. – Получается, что ты, Ворон, потомок незаконнорожденного сына Себастьяна Гуано! Можно сказать, мы с тобой в некотором смысле родственники.
– Получается, что так, – Влад поморщился. Иметь в родственниках, пусть даже и очень дальних, изверга и убийцу Себастьяна Гуано не слишком хотелось. Да и в родстве с Жуаном было мало приятного.
– А я? – вдруг подала голос Савельева. – Если я похожа на Барбару и у меня ее украшение, то кто в таком случае я?
– Наверно, ты тоже ее потомок, – предположил Жуан.
– В таком случае многое становится понятным, – сказал Влад.
– Что тебе понятно? – Савельева посмотрела на него так внимательно, точно от его ответа зависела вся ее дальнейшая жизнь.
– Понятно, почему господин Поклонский назначил наследниками именно нас. Мы прямые потомки Себастьяна и Барбары. Кстати, Жуан, а кто такой сам Поклонский? Я так понимаю, ты был знаком с ним довольно близко.
Ответить Эйнштейн не успел: откуда то сверху послышался грохот.
– Юлька! – Жуан с удивительным для его комплекции проворством выбрался из за стола, бросился вон из зала.
– Может, глянем, что там стряслось? – предложил Эйнштейн.
– Пошли. – Влад встал.
– Я с вами! – Савельева схватила его за рукав и тут же отдернула руку.
Они поднимались по лестнице, когда со второго этажа донесся отчаянный вопль Жуана. Не сговариваясь, Влад с Эйнштейном бросились вперед.