Дом ужасов
Шрифт:
— Чушь собачья! — Тронен с трудом удержался, чтобы не разорвать листок. Нет, он сам прочитает ей эту писанину, пусть послушает и убедится не только в том, что это сплошная ерунда, но и что пишет она как самый заумный профессор. И уж, конечно, не преминет упомянуть про то влияние, которое оказал на нее бывший ухажер Гарри Куортерс… Он сунул ломкий бумажный листок в брючный карман и продолжал разводить огонь. Остальные записи, конечно же, можно было сжечь.
Совсем скоро в камине заплясали огоньки пламени, отражавшиеся в потемневших стеклах окон — красное на черном. Тронен постоял несколько минут, глядя на огонь, потирая
Зазвонил телефон.
Ну, что за тварь на сей раз? Он подошел к аппарату, резко снял трубку и рявкнул:
— Да.
Побелевшие пальцы сжались в кулак.
— Лео.
Голос Уны.
— Лео, я собиралась выждать еще некоторое время, но мне стало так одиноко.
Вот он — момент торжества!
— Ну и как, собралась назад? Пожалуй, нам есть о чем поговорить.
Гудящая тишина и затем (он почти видел, как поднимается ее белокурая головка):
— Поговорить. Да, конечно, надо поговорить. Я не считаю, что мы должны что-то утаивать друг от друга, а ты?
— Где ты находишься?
— А зачем тебе это? — Она перестала сопротивляться, голос стал каким-то невнятным. — Я что, слишком рано позвонила? Тебе надо еще время, чтобы, чтобы остыть? Мне надо еще подумать, что мы станем делать?.. Извини, Лео.
— Я спросил, где я смогу тебя найти, — чуть не по слогам произнес он.
— Я… знаешь, мне так не нравится эта комната, в которой я сейчас нахожусь. Завтра утром съезжаю отсюда, правда, пока не решила; куда именно. Надеялась, конечно, что смогу вернуться домой. Но только не сейчас, если вообще соберусь, хорошо?
— Вот и позвонишь тогда, — отрезал он, — когда тебе будет удобно, — и швырнул трубку на рычаг.
Вот так-то! Пусть теперь на коленях приползет.
Тронен заметил, что его бьет дрожь. От напряжения? Может, еще стакан глинтвейна? Он вынул из бара бутылку бренди и направился к кухне.
Войдя туда, он услышал еле различимое «мяу-мяу».
Бутылка выскользнула из ладони. Он стоял и целую минуту, показавшуюся ему безумно длинной, вслушивался в эти звуки, доносившиеся из ночи.
Наконец его ярость вспыхнула снова, неистово завопила.
— Хватит меня преследовать, слышишь?! Хватит ходить за мной! — Подобно солдату, сжимавшему в руках автомат, он прыгнул к двери и едва не вырвал ручку.
Свет выплеснулся наружу, внутрь хлынули холод и темнота. Котенок лежал в самом конце тонкой полоски крови. Абсолютно неподвижный, только часто и неглубоко дышавший. Однако, схватив его, Лео почувствовал под сломанными ребрами слабые толчки крохотного сердца.
Он с трудом переборол позыв рвоты. Скорее, скорее покончить с этим мерзким существом, раз и навсегда. Он снова вбежал в гостиную. Угольев в камине было еще мало, хотя пламя поднималось высоко, гудело, переливалось разноцветьем. В спешке он даже уронил защитный экран.
— Исчезни! — завопил он и швырнул котенка в огонь.
Животное стонало, ворочалось, пытаясь выползти наружу, хотя шкурка на нем вспыхнула почти мгновенно. Тронен схватил кочергу и со всей силой вжал котенка в угли, буквально пригвоздив его к месту.
— Умри, — чуть ли не нараспев проговорил он, — слышишь, умри, умри, умри!
Кожа покрывалась волдырями, краснела, потом стала чернеть. Глаза лопнули. То, что некогда было котенком, сейчас превратилось в молчаливую, неподвижную массу. От влаги, вытекавшей из тела животного, огонь шипел и медленно угасал. Запах гари и паленого мяса заставил Тронена отступить. Кочергу он держал, как меч-кладенец.
Ну наконец-то сдох, не было его уже. Но ведь задохнуться можно от этой вони. Лео отступил назад в кухню. Ладно, прогорит этот шашлык, можно будет открыть окна и двери и хорошенько все проветрить. А вот и бутылка, которую он выронил…
Сделав несколько больших глотков в сверкающей хромом и пластиком кухне, он подумал, что пора бы и перекусить. Подумал — и тут же почувствовал тошноту. Даже сам не понял, отчего именно. Ну, разумеется, мало удовольствия возиться с… этой мерзкой тварью, но ведь он должен, просто обязан был это сделать. Так что же он не радуется — с этим покончено.
Он сделал еще один большой глоток и почувствовал текущее по пищеводу тепло. Или что, нельзя радоваться таким вещам, так что ли? О нет, он не садист. И потом, ему пришлось натерпеться столько, что любой другой на его месте с ума бы сошел. Ведь если этот котенок был невинным, неразумным созданием, то разве нельзя этого же сказать про гремучую змею или крысу, разносящую повсюду чуму? Их вам убивать можно, и к тому же радоваться при этом, так ведь? В телефильмах про войну солдаты веселились и шутили, бросая свои бомбы, стреляя и сжигая нацистов. Неписанный закон гласил, что нет преступления и нет оснований терзаться муками совести мужу, убившему насильника собственной жены.
Или ее любовника.
Куортерс…
Откуда звонила Уна? Она, конечно, понимала, что прямой разговор засечь нельзя. Насколько он помнил, в прошлый понедельник они поссорились именно из-за того, что он дал соответствующую характеристику Куортерсу. Нет, постой-ка, он еще раньше принялся ворчать, что она совсем забросила работу по дому, потому что постоянно занята лишь обсуждением своей дурацкой диссертации с любимым учителем. Она тогда не рассердилась на его слова, и это окончательно взбесило Лео, заставило его тщательно подыскивать слова и называть Куортерса лентяем, идиотом, неудачником, который тянет ее за собой вниз и вешает ему, Тронену, камень на шею… Но почему ее так задели слова мужа? И что вообще было между ними?
Черт бы его побрал, думал Тронен, если он нагадил в моем гнезде… А вдруг она позвонила именно от него и по его совету — чтобы он, Лео, продолжал заботиться о ней, тогда как сам Куортерс спокойненько стоял бы в сторонке и тихо ухмылялся…
Нет, это не могло быть правдой. Не могло быть такое правдой. А если действительно — правда?
Охватившая Тронена ярость отнюдь не походила на гнев, терзавший его днем. Тогда все оставалось в рамках контроля, было вполне законно, сопровождалось попытками понять причину. Теперь же его охватило пламя. Он был не в состоянии вынести эту пытку. И причиной всему был Куортерс. Спал ли он с Уной или нет, это он отравил ее сознание (да, отравил!), что было во много раз хуже чисто телесного совращения. Это было воровство, вторжение в его, Тронена, жизнь. И что же было позволено предпринять для самообороны? У замужней женщины могут быть друзья, так ведь? Даже если эти друзья — вампиры. Закон ей это позволяет. Прошли века с тех пор, когда закон вонзал в сердца вампиров колья и сжигал их.