Дом ужасов
Шрифт:
Но про свою находку, раскрывшую правду о случившемся, я не смогу забыть никогда. Кроме того, насколько мне известно, никто о ней так ничего и не узнал.
У меня нет никаких доказательств в подтверждение моей теории. Возможно, вы, как и я, подумаете, что она вполне обоснована, хотя можете и не согласиться со мной, или даже посчитаете, что у меня просто разыгралось воображение, и в итоге посмеетесь над моим рассказом. Пусть так. Упрекать вас я не стану, а может, это даже и к лучшему. Мне самому змеи нравятся, и я бы хотел, чтобы и другие также разделяли это чувство. Но я одновременно не хочу, чтобы оно помешало мне
Змея погибла утром того самого дня, когда я приходил к Биллу справиться насчет ее здоровья. Подобно дряблой оливково-зеленой веревке уж лежал на устилавшем дно террариума песке рядом с чашкой с водой — возможно, в последний раз перед смертью он попытался найти спасительную пищу. Первой умершую змею обнаружила Мери, мать Тревора, пришедшая убирать его постель. Вернувшись домой к обеду, мальчишка проявил едва заметный интерес к случившемуся и явно не чувствовал за собой никакой вины. За обедом отец велел ему закопать змею в саду, но в ответ Тревор лишь промычал что-то нечленораздельное. Аналогичным образом он отреагировал и на несколько повторных напоминаний. В конце концов юнец выскочил из комнаты с дохлой змеей в вытянутой руке, швырнул ее в мусорный бак и до вечера не появлялся дома. Придя наконец, он тут же устроился перед телевизором. Билл попытался было пристыдить сына, но ему помешала какая-то шумная передача. Вся семья просидела перед экраном часов до одиннадцати, когда Тревор наконец насмотрелся всего, чего хотел, и милостиво разрешил родителям отправить его спать.
С этого момента я могу лишь приблизительно обрисовать вам последовательность происшедших событий. Все, на что я способен при этом опираться, это мои научные познания, на основании которых я сделал некоторые дедуктивные, чисто умозрительные выводы. Между тем, я практически уверен, что то или почти то, что я представил себе, действительно произошло ночью в спальне Тревора. Эта ужасная картина с трудом умещается в моем сознании, хотя, повторяю, мне представляется, что все было именно так.
По внешнему виду Тревора можно было предположить, что сон у него достаточно крепкий. И в тот вечер он, видимо, улегся и быстро заснул, свободный от каких бы то ни было переживаний и чувства вины за смерть животного. Плотный, даже толстоватый, он лежал в своей пижаме под темным одеялом, выставив наружу лишь пухлое, гладкое лицо.
Никто не знает, сколько показывали часы, когда все началось. Если судить по тому, что Билл и Мери не проснулись, значит, где-то после полуночи, хотя они вообще могли ничего не слышать. В конце концов, все происшедшее имело отношение к одному лишь Тревору и, естественно, переживалось им самим. В любом случае, в ту ночь в его комнате происходили невероятные, даже неестественные события.
Я, кажется, догадываюсь, что именно разбудило Тревора. Во всяком случае, не громкий стук крышки мусорного бака, чуть приоткрывшейся, съехавшей и грохнувшейся об асфальт. Если бы он понимал истинное значение этого стука, то, наверняка, как ошпаренный соскочил бы с кровати и с полоумным криком бросился бы из комнаты, спасаю собственную жизнь. Но он этого не сделал. Возможно, сквозь сон он услышал какой-то шум, но потом лишь повернулся на другой и тут же снова уснул.
Вы помните, я как-то говорил, что бывал в комнате Тревора и заметил тогда,
Подобно надсадному мяуканью кошки, домогающейся, чтобы ее впустили в дом, этот звук с настойчивой монотонностью продолжался в течение нескольких минут. Парень оторвал сонную голову от подушки, пытаясь разглядеть в темноте источник шума.
Удалось ли ему это сделать сразу — трудно сказать. А может, он продолжал лежать, скованный страхом, до тех пор, пока защелка не соскочила и окно не распахнулось, вслед за чем в нем показалась голова ночного визитера — громадная клинообразная тень, заполнившая собой все вентиляционное отверстие.
Я как сейчас вижу перед собой эту картину: голова протискивается в комнату, надежно поддерживаемая мускулистым оливково-зеленым телом, которое тугими кольцами сжимается и разжимается чуть поодаль. Затем этому телу понадобилась новая опора, и оно соскользнуло на высокую книжную полку, стоявшую в ногах кровати.
Кричал ли Тревор? Возможно, хотя и маловероятно. Думаю, он оставался там, где и был, обливаясь от страха потом и не издавая ни звука. А может, он просто схватил одеяло, натянул себе на голову, словно надеясь, что найдет в этой пуховой пелене надежную защиту от надвигающейся опасности.
Тело продолжало вползать через вентиляционное окошко, скользить по раме наподобие зловещего гибкого кабеля, поворачиваясь из стороны в сторону и обследуя незнакомые предметы блестящим, почти метровой длины языком.
Оказавшись целиком в комнате и свалившись на пол, оно скрутилось кольцами в углу, высматривая то, зачем сюда явилось. Теперь все его чувства были максимально обострены и воспринимали любой шорох, доносившийся с кровати обезумевшего от ужаса мальчишки.
Я вижу перед собой эти громадные темные, с желтым ободком глаза, большие как мужской кулак, наполненные безграничным голодом и готовые на все ради куска пищи. И вот тело приходит в движение, кольца ритмично сокращаются, и голова, рассекая ночную тишину, приближается к постели.
Как правило, охотящаяся змея некоторое время внимательно рассматривает свою жертву и лишь потом делает решительный бросок. Но эта, похожая на привидение дьявольская змея, и без того слишком долго ждала, а укутанный в одеяло подросток оказался пленником в своей собственной постели. Я вижу, как громадная голова склоняется над изголовьем кровати, подобно матери, собирающейся поцеловать своего ребенка. Тревор делает одно-единственное судорожное движение и… Я стараюсь больше не думать об этом.
Масса нервной чепухи, подумаете вы? Посоветуете к психиатру обратиться? Но ведь я до вас никому об этом не рассказывал…
Да и сейчас ни одна живая душа кроме меня не знает, что на дне мусорного бака, в котором они нашли тело Тревора, лежат раздувшиеся останки ужа, до этого обвивавшего мальчика так, будто когда-то эта шестидесятисантиметровая рептилия действительно могла вместить в себя его тело.